Когда прибыли родители Лео, я попыталась объяснить им, по возможности сглаживая острые углы, что произошло с детьми и как они решили отправиться в это немыслимое путешествие. Хана все время хваталась за сердце. Лео стоял у задней двери, без пальто и шляпы.

Он смотрел в темноту, а потом появился перед матерью, держа перед собой Амоса, как щит. Он был совершенно уничтожен и заметно сник, когда Хана сказала:

— Он очень хорошенький, Лео. Пусть простит тебя Бог, но, что же ты наделал?

— Папа? — обратился Лео к отцу, но Гейб-старший лишь покачал головой и прикрыл лицо руками.

Он медленно опустился на крыльцо.

— Папа, послушай, я не первый человек на земле, который разочаровался в браке. Я не первый человек, который захотел прожить остаток жизни по-другому, снова ощущая страсть. Ты не можешь себе представить, какую радость дает мне…

— Лео, если ты не уважаешь меня, то прояви, хотя бы уважение к своим дочерям и сыну. Не надо мне ничего говорить. — Он встал. — У меня хорошо развито воображение, и я могу легко представить, что ты искал, но у меня его не хватает на то, чтобы понять, как могло произойти то, что произошло. Ты обманул свою жену. Ты обманул себя. И у тебя нет стыда.

— Папа, мама, но почему мне должно быть стыдно за то, что я сделал по велению сердца? Я одинаково люблю всех своих детей и несу за них полную ответственность.

— Но троих своих детей ты забыл. Ты пренебрег ими. Ты не захотел брать на себя ответственность, так что даже двоих из них подверг, страшной опасности.

Я посмотрела на Лео, желая увидеть, возымело ли на него хоть какое-то действие осуждение матери. Нет, не возымело.

— Это был их выбор. И у них есть мать… Я не знал, что Джулиана больна. Настолько больна, как она утверждает. Я не собирался пренебрегать детьми. Так получилось. Ведь самое главное, что родился ребенок, — произнес он.

— Лео, ты говоришь так, словно дети падают тебе в подол с деревьев, — сказала Хана.

— Неужели его собственные дедушка и бабушка откажутся любить его только потому, что все вышло так неожиданно?

— Никто этого не говорил, — возразила Хана.

— Но вы именно так себя и ведете!

— А как ведешь себя ты? — взорвался Гейб-старший. — Ты сам говоришь, как ребенок. Джулиана, мы едем к себе.

— Хорошо, папа, — ответила я.

— Ах, вот как? Вы собираетесь слушать только ее? Вы стали полностью на ее сторону. А как же я? А как же Амос? Вы могли хотя бы в отель ко мне приехать.

— Мы приедем, — мягко произнес его отец. — Но нам сначала надо… устроиться. Мы тебя любим. Ты наш сын. Мы всю жизнь тобой гордились. Сколько раз мы вспомнили о том, что у нас есть сын, свет в нашем окне! Но за последние несколько месяцев ты не потрудился даже побеспокоиться о своей семье. Джулиана могла умереть, однако, похоже, тебе было наплевать. Ты не хотел, чтобы тебя тревожили.

— Но она не выглядит так уж плохо, — усомнился Лео.

— Да, она сегодня выглядит великолепно. Правда, Джулиана. Но не благодаря тебе, Лео. — Хана повернулась ко мне. — Ты так оделась, так сияешь! Как прежняя Джулиана.

— Вряд ли это возможно, но у меня был хороший день, несмотря на…

— Это прекрасно, дорогая. Мы заберем Аврору в отель, и она там останется с бабулей и дедулей, а? Может, Аори даже поможет бабушке разобрать сумки с коробочками, в которых живут сюрпризы.

Аори побежала за своим рюкзачком.

— Арт и Пэтти сказали, что мы можем приезжать во Флориду, когда захотим. Они согласны, чтобы мы пользовались домом, когда их там нет! Разве не чудесно? Ты можешь взять детей и отправиться туда.

— Я не смогу. Мне противопоказано солнце…

— Но тогда мы поедем и детей возьмем с собой.

— Спасибо, Хана.

— Почему бы тебе не собрать вещи Аори и вещи Амоса? Мы могли бы поговорить обо всем в гостинице. Давайте дадим Джулиане отдохнуть, — сказал отец Лео.

— Я не знаю, готов ли сейчас к разговору, — ответил Лео, и его тон, озлобленный и язвительный, прозвучал оскорбительно даже для моих ушей.

— Не знаю, хочу ли я этого разговора вообще, — произнес Гейб-старший. — Но если ты намерен разгребать то, что натворил, мы должны все обсудить. У меня есть прекрасный адвокат, приятель моего друга, и он может выступить посредником.

— Я не собирался приползать сюда на коленях, чтобы просить о чем-то. И не хочу никаких переговоров, — проговорил Лео, дав знак Каролине принести его пальто и помочь ему с многочисленными застежками и ремнями сумок.

— Мне кажется, ты не понимаешь одной важной вещи, — вымолвил отец Лео. — Если ты, мой сын, не чувствуешь стыда за то, что сделал, то это значит лишь то, что мы, твои родители, осознаем его вдвойне.