Я поставил тарелку на решетку возле раковины. Мама с видимым удовлетворением подхватила ее и грохнула оземь.

— Проваливай отсюда и сам готовь себе еду, — выкрикнула она.

— Конечно, ты же почувствуешь себя настоящей мученицей, правда?

— Закрой рот и иди к себе в комнату.

— Да с удовольствием.

Я лежал на кровати и ждал обычные полчаса, когда она придет и объяснится: «Гейб, прости меня. Я устала. Я скучаю по старой жизни, когда твой отец был с нами».

Но ничего подобного в этот раз не случилось. Она не пришла.

Я знал, что ее пугает завтрашний день, который принесет тошноту, озноб, измождение. Это длилось, как правило, только два дня, но от этого маме не было легче. Однако вместо того чтобы извиниться, мама начала носиться по дому, подбирая игрушки Аори и выбрасывая их в мусорную корзину. Она приговаривала при этом, что, если Аори не может следить за собственными игрушками, она найдет ребенка, который будет более послушным и аккуратным, и отдаст ему все игрушки Аори. Я забрал сестру и уложил ее с собой. Она плакала так сильно, что ее вырвало, и мне пришлось переменить постель. «Сука неблагодарная», — думал я про себя. Но мама еще больше разошлась.

— Посмотри на себя, защитничек, — язвительно обратилась она ко мне. — Ты думаешь, что я плохая? Ты думаешь, как он? Что я утратила разум?

— Надеюсь, что временно, а не навсегда, — ответил я.

— Иди ты к черту, а его я готова послать еще дальше.

И это говорила моя мама, которая ни разу за свою жизнь не выругалась, разве что, когда увидела аварию или услышала предупреждение о наступлении торнадо.

— Завтра я уже буду валяться в постели, как растение, а ты сможешь делать, что вздумается! Радуйся!

— Мама, тебе надо лечь, — попытался успокоить ее я.

— Не надо мне ложиться. Я пролежала последние полгода. А еще совершенно случайно мой муж бросил меня ради любительницы варить джем, мой сын притворяется, что делает домашнюю работу, а дочка, как я себе представляю, пользуется репутацией первой шлюхи в городе.

— Ты забыла об Аори.

— О да. Отпрыск твоего папаши. И не последний. Что ты стоишь и смотришь на меня? Уходи! Как все эти тонущие крысы.

— Крысы с тонущего корабля, мама. Если крыса тонет, то она уже не может уходить.

— Заткнись! — кричала она, приближаясь ко мне.

Я схватил ее запястья и удерживал крепко, но она начала рыдать:

— Как же я тебя ненавижу.

— Сейчас я тебя тоже ненавижу, — признался я.

— Я ненавижу, как проходит время, которое раньше называлось жизнью.

— Мне позвонить на «Горячую линию для самоубийц»?

— Чтобы они сказали мне, что самоубийство навсегда решит мою проблему, но эта проблема окажется последним эпизодом моей жизни? Откуда им знать, что моя жизнь — как игра в кошки-мышки. Сегодня проблема с глазом. Завтра — с ногой. С левой рукой — во вторник. С правой — в среду. Что остается от меня, той, которая была до этого? — Она сжала кулаки. — О Гейб, как бы я хотела пообещать тебе, что, когда поправлюсь, или заработаю денег, куплю тебе детство заново. Знаю, что сейчас я в роли ребенка, а ты — в роли родителя. Я понимаю, что ты ощущаешь. Как бы мне хотелось изменить все! Но поверь мне, я так боюсь происходящего со мной, зная, что меня по кусочку разрушает какая-то сила. Лучше тебе этого и не представлять, сынок! — Я верю, мама, — искренне произнес я. Я понял, что она имела право взорваться. Однако она все равно не имела права относиться к нам, как к подстилкам, потому что мы были для нее единственными близкими людьми, потому что только на нас она и могла рассчитывать. С другой стороны, я понимал, насколько ей тяжело сознавать свою зависимость от тех самых людей, которые, по идее, должны быть зависимы от нее. Получался замкнутый круг, который мог довести до безумия любого.

К тому времени, когда она завершила свой рейд по дому (конечно, я вытащил все игрушки Аори из мусорной корзины), разбила все тарелки и отправилась спать, я уже стал размышлять о том, не получится ли так, что я начну ненавидеть их обоих — и Лео, и ее. Я специально не распечатывал последнего письма от Тиан, решив, что настанет момент, когда оно станет для меня подарком. Этот момент пришел.

Весь конверт был оклеен марками, а само письмо оказалось ужасающе коротким. Английский не был ее родным языком, но ей все равно удалось предстать милой и отчужденной, так что это едва не разбило мне сердце. Она выражала «печаль», оттого что так случилось с моими родителями. «У меня не хватает слов. У нас стабильная семья, и мне сложно представить, чтобы папа так поступил. Может, у твоего отца какое-то заболевание психики. Тогда он может еще поправиться. О Гейб, наберись мужества, и все вернется. Я уже хожу в старшую школу, потому что сдала все экзамены, и это значит, что я подам документы в Йель раньше. Уже совсем скоро я снова буду в Соединенных Штатах. Я так этого хочу! И вашего мороженого. Я часто вспоминаю вашу страну — это как сон. Йель далеко от Шебойгана? Я надеюсь, что ты приедешь и навестишь меня там. Твоя подруга, Тиан». «Йель на расстоянии Луны от Шебойгана, детка», — подумал я. Даже ее подпись не подняла мне настроения.

Я старался забыть ее, честно. Я встречался с девочкой, Ребеккой. Она была очень симпатичной, как Пасха, сестра Джойос. Длинноногая, рыжеволосая и такая же высокая, как я. А потом я получил письмо от Тиан. Ее почерк, даже пряный запах бумаги, на которой она написала письмо, — все всколыхнуло во мне воспоминания, и я заболел. Гриппом. Меня тошнило. Две недели я делал вид, что очень занят, что у меня отнимает много времени забота о маме, и не ходил на свидания с Ребеккой. По ночам меня прошибал холодный пот. Если бы я не был евреем, то наверняка стал бы священником, потому что знал, что мне не светит быть с Тиан. Она, скорее всего, выйдет замуж за какого-нибудь доктора, как предсказывал Люк. Через какое-то время Ребекка сама мне мягко намекнула, что хотела бы встречаться с другими людьми, и я изобразил скорбь, но на самом деле ощутил лишь облегчение. Я доказал всем, что могу понравиться обычной девушке из этой чертовой школы, и на остальное мне было глубоко наплевать.

В тот вечер, когда мама устроила нам форменный дебош, я позвонил Тиан. Наверное, звонок обошелся мне не меньше восьмидесяти долларов, и часы там показывали четыре утра, но я все равно позвонил. Ее отца чуть припадок не хватил, пока Тиан не сказала ему, что это Гейб из США. Только тогда папа сменил гнев на милость.

— Что случилось? — спросила Тиан.

— Почему я позвонил? Я по тебе скучаю. Все еще скучаю. Так, как ты не скучаешь по мне.

— Подожди, — ответила мне Тиан. — Я по тебе тоже скучаю. У меня нет парня. Но я люблю относиться к жизни трезво. Если я буду все время скучать по тебе, то впаду в депрессию. Я не смогу работать, я не смогу быть хорошим другом, а это ведь важно.