Замечательные личные качества Евдокии Кузьминичны Пащенко — этой скромной и мужественной женщины — высоко развитое чувство товарищества и долга перед Родиной обеспечили ей глубокое уважение всего личного состава дивизии.

Учитывая заслуги Е. К. Пащенко-Деяновой перед нашей Советской Родиной в годы Великой Отечественной войны, прошу рассмотреть вопрос о назначении ей персональной пенсии.

О результатах рассмотрения убедительно прошу Вас сообщить мне».

Хорошее, доброе письмо послал Сидор Артемьевич Е. К. Пащенко и ее мужу:

«Здравствуйте, дорогие Евдокия Кузьминична и Иван Ильич! Спасибо, что вспомнили своего бывшего командира и написали письмо. Меня огорчило то, что Евдокия Кузьминична и дети часто болеют. Что же касается пенсии, то я, со своей стороны, сделал все от меня зависящее — то есть в архивах были отысканы документы о боевой деятельности Евдокии Кузьминичны, на основании которых я послал подробное письмо председателю исполкома Свердловского областного Совета депутатов трудящихся с просьбой о назначении ей пенсии. Письмо отослано 27 февраля 1965 г. за № К-11.

О результатах решения этого вопроса прошу Вас поставить меня в известность.

Почти ежегодно партизаны нашего соединения собираются на традиционные встречи. Несколько раз собирались в Путивле, летом 1963 года — в Яремче, по случаю ознаменования 20-летия Карпатского рейда были в Делятине. В прошлом году собирались на Припяти. На эти встречи съезжаются наши партизаны с разных концов Советского Союза, Каждому очень приятно через столько лет встретиться со своими бывшими товарищами.

Много за это время воды утекло. Многих из наших друзей уже нет в живых. Умерли Миша Андросов, Сергей Анисимов, Петр Петрович Вершигора, Саша Ленкин, Василий Терехов, Тимофей Амвросиевич Строкач, Алексей Ильич Коренев, Михаил Иванович Павловский.

Высылаю вам свою книгу «Солдаты Малой земли», правда, на украинском языке, на русском, к сожалению, нет. Эта книга охватывает период нашей борьбы на территории севера Сумщины и в районе Брянских лесов. Сейчас я работаю над второй частью — «Походы по Правобережью».

Желаю вам всем крепкого здоровья, счастья в жизни и всего самого наилучшего.

С партизанским приветом С. Ковпак».

30 апреля того же года Свердловск известил Ковпака, что Евдокии Кузьминичне Пащенко назначена персональная пенсия.

Однажды в Киев на экскурсию прибыла большая группа ленинградских пионеров. Они попросились на прием к дедушке Ковпаку. В это время Сидор Артемьевич был болен. Но маленьких путешественников он принял. Их оживленная беседа длилась более часа. А когда дети ушли, помолодевший и бодрый Дед сказал пионервожатому:

— Говоришь, дети счастливы? И я счастлив. Счастье в том, чтобы делать других счастливыми. Вот в чем счастье человека…

— Ты весел, значит, и сердце у тебя доброе, — так нередко говорил Ковпак людям, им почитаемым и ему по-настоящему симпатичным. Старику, наверное, и в голову ни разу не пришло, что он сам — первый из этой породы.

Искренний, от полноты души смех, острое, наперченное словцо, не всегда удобное для воспроизведения в печати, — все это люди, знавшие Ковпака, считали неотъемлемым от его личности. Всяким видели Ковпака: и благодушным, и расстроенным, и обозленным, и грустным, и озабоченным. Обуревавшие его чувства соответственнно отображались на его подвижном, выразительном лице, которое, однако, становилось непроницаемо-каменным, если Дед почему-либо хотел скрыть свое настроение от окружающих. И все-таки самым характерным (хотя и не самым частым) расположением духа Ковпака было благожелательное лукавство. Немыслимо представить старика без его жизнерадостного смеха, красноречивой ухмылки (порой ох какой ядовитой!), метких и всегда к месту шуток, обычно незлобивых, но иногда убийственных. Этот великий жизнелюб был по своему характеру артистичен от природы. И так дружелюбно, заботливо и лукаво смотрел в глава, что Диденко тотчас сдавался.

— Будь по-вашему, Сидор Артемьевич.

Они подружились крепко и прочно. Причем сразу же, легко и естественно. Первое, что поразило Диденко, — это редкостная догадливость Ковпака. Дед позировал впервые в жизни, но скульптору ни разу не пришлось что-то втолковывать ему, приобщая к тому, что для самого Диденко было прописной истиной его профессии. Ковпак интуитивно, своим удивительным чутьем безошибочно угадывал, что именно требуется от него скульптору. Во время продолжительных сеансов Ковпак бывал, как никогда, словоохотлив, рассказывал много и живописно. Как-то, правда, откровенно спросил:

— Кирилл, а не надоела тебе моя болтовня?

— Побольше бы таких разговоров, ей-ей, легче бы работалось, — улыбнулся скульптор.

— Неужто? — вскинул брови Ковпак.

— А зачем же мне душою кривить, Сидор Артемьевич? Слушать вас мне интересно и полезно, к тому же нашему брату всегда приятно чувствовать, что вы неравнодушны к нашему делу. Посудите сами, разве это не так?

— О-о! Вот это святая правда! — оживился Ковпак. — Ничего нет дороже людского внимания к труду, я понимаю, брат. По себе знаю. Тем более к такому труду, как твой. Ведь он человека увековечивает. Да как увековечивает — и веселым, и грустным, и плачущим. Так же?