Госпожа Ионсен, шатаясь, бегала по конторе, ломая руки и плача. Она дрожала и говорила точно в лихорадке, вытирая нос и глаза. Ей это было вредно, потому что у неё была больная печень и цвет лица у неё был жёлтый. Пришла также и Фиа в контору, но она совсем иначе отнеслась к делу, стараясь облегчить тяжесть обрушившегося на них несчастья. Испытания надо уметь переносить, говорила она, и они должны показать, что у них есть культура. Что касается её, то она будет ещё прилежнее работать. Ведь у неё есть её призвание! Она намерена тотчас же отправить на аукцион свои две картины — копии, сделанные ею в Лувре. «Не бойся, папа!» — говорила она.

Но консул не видел и не слышал ничего.

Однако в городе был другой человек, который всё видел и слышал. Это был адвокат Фредериксен, О, это был умный, расчётливый человек и умел пользоваться обстоятельствами. Он опять вернулся в свой город, после того, как просидел целый год в стортинге и в своей комиссии. Но вид у него стал лучше. Уж не употреблял ли он массаж лица? Во всяком случае его находили теперь красивее и приветливее. Вероятно и то обстоятельство, что он был выбран представителем города, сделало своё дело. Однако вряд ли только это одно могло побудить адвоката посещать закоулки, где ютилась бедность и там расточать утешения. Он навестил дочь директора школы, потерявшую своего отца, посетил и старого почтмейстера, лишившегося рассудка, и везде выказывал самое тёплое участие. Таков он стал теперь! Он только улыбнулся, когда отвратительный Олаус обратился к нему на «ты» и назвал его просто Фредериксеном в тот момент, когда он сходил с парохода. Фредериксен ему сказал: «Снеси-ка мой чемодан, Олаус!». И Олаус отвечал: «Снеси ты его сам!».

Прежде чем заняться своими многочисленными общественными обязанностями и созвать в городе первое собрание, адвокат разрешил себе отдых в течение нескольких дней и разгуливал по городу в светлой одежде и широкополой шляпе. Он купил себе палку, носил светлые башмаки и постоянно курил папиросы. Нет, он стал теперь совсем другой! Отчего он бродил по городу и взбирался, несмотря на свою толщину, на гору, откуда открывался вид? Он точно искал уединения. Проходя мимо дома консула, он поклонился его жене и дочери и даже самому консулу, если он сидел в это время на веранде. Хотя он и был председателем комиссии, направленной против консула, но семейные отношения должны оставаться вне этого!

— Благополучно вернулись из Парижа? — крикнул он через решётку своим громовым голосом, обращаясь к Фии.

Она собственно уже давно вернулась из Парижа и, конечно она могла также ответить ему, поздравив его с благополучным возвращением в город, но решила только поблагодарить его, ограничиваясь лишь небрежным кивком головы.

Кто поймёт этого человека? Он положил свои толстые руки на перила и сказал:

— Вероятно вы находите теперь, что дома очень хорошо?

— Да.

— И я тоже.

Но как невежлив консул! Он сидит на веранде и читает газету. Заметив наконец адвоката, он слегка приподымает шляпу и кланяется и затем снова погружается в чтение.

— Да, — говорит адвокат. — Я нахожу, что дома очень хорошо. Если б даже у меня не было лучшей родины...

— Не хотите ли войти? — обратилась к нему госпожа Ионсен.

— Нет, благодарю вас. Теперь уже поздновато. Я немного прогулялся перед сном и могу вам передать поклон, фрёкен Фиа, от любимого вами местечка, откуда открывается вид.

— А хорошо там было сегодня?

— Великолепно. Чудный закат солнца и особенно красивые облака! Я конечно не могу так хорошо судить об этом, как, например, художники, но на мой взгляд это было зрелище изумительной красоты. Не позволите ли вы убедить вас сделать маленькую прогулку туда?

— Теперь? О нет!

— Ну, конечно! Вы больше всего любите ходить туда одна?

Консул снова закурил сигару, но всё ещё не может оторваться от газеты. Что так заинтересовало его? И что сделалось с его женой? Она стала такая неразговорчивая. В прежнее время она всегда так охотно болтала с адвокатом и как будто даже интересовалась им. Как стали богаты и высокомерны эти люди! Только зачем они показывают это? Например, эта девушка! Она уже достаточно взрослая и притом она так необыкновенно красива, но держит себя так неприступно и так упорно не хочет сделать ни одного шага навстречу, только потому, что она чрезвычайно богата и представляет хорошую партию! Между тем, адвокат Фредериксен мог бы быть во многих отношениях полезен её семье. Ведь он не был теперь первый встречный, он был депутат, стал значительным человеком и у него есть шансы приобрести ещё большее значение! Это решат новые выборы. Зачем же он стоит у решётки сада и оттуда добивается её внимания? Это совсем не соответствует его общественному положению. Но он всё же кой-чему научился в столице и в следующий раз дело пойдёт лучше: он просто заключит её в объятия.

— Добрый вечер! — поклонился он и пошёл дальше.

Тут и консул посмотрел в его сторону и приподнял шляпу. Но он увидел только его спину и жирный затылок. Консул бросил газету, потянулся и зевнул.

— Теперь я иду спать, — сказал он.

Кругом всё дышало миром и ничто не предвещало грозы, но на другой день ударила молния...

Адвокат Фредериксен первый услыхал об этом у парикмахера. Потом он встретил аптекаря и тот подтвердил ему это известие. Адвокат имел намерение хорошенько выбриться и затем ещё в течение нескольких дней прогуливаться мимо сада консула Ионсена по направлению к месту, откуда открывается вид, но узнав о крушении парохода» «Фиа», переменил своё первоначальное намерение и направился к дому Ольсена. Он шёл твёрдыми шагами, как человек, который всё уже хорошо обдумал и рассчитал.

У Ольсена его поджидали. Фрёкен Ольсен покраснела, когда услышала его громовой голос. Она знала, что он вернулся два дня тому назад, но к ним не показывался.

— Ну да, меня выбрали представителем во время моего отсутствия, — сказал он, — и я должен был хорошо познакомиться с делами. О, я много потрудился! А вечером я бывал так утомлён, что должен был совершать одинокие прогулки, для того чтобы отдохнуть и освежиться немного. Иначе я, конечно, давно бы явился к вам, фрёкен Ольсен.

— Мне сказали мои родители, что вы уже вернулись, — отвечала она.