Вот эта-то бумага Пирогова, а не экстракт белены, и была причиной секретного предписания Неммерту. А про экстракт Пирогов сказал Лоссиевскому, чтобы тот велел приготовлять экстракты действительно из наркотических средств, а не из золы разных растений.

Получив это предписание, Неммерт принес его к Пирогову и спросил, что ему делать. Тот направил Неммерта к президенту Шлегелю. Когда Неммерт показал Шлегелю полученное от Лоссиевского предписание, последний спросил его, улыбаясь: “Ведь вы, однако, ничего не заметили?” и сказал ему, чтобы он оставил бумагу при себе и никому не показывал.

Узнав ответ Шлегеля, Пирогов попросил Неммерта одолжить ему бумагу на один час времени, обещая ему, что это нисколько не повредит его служебной карьере. С этою бумагой в руках он отправился к попечителю академии, дежурному генералу Веймарну и объявил ему, что подает сейчас просьбу об отставке, если всему этому вопиющему делу не будет дан ход. Веймарн, видимо смущенный, успокоил Пирогова обещанием, что завтра же будет им все улажено, если же он и тогда останется недоволен, то может дать всему делу законный ход. Вслед за уходом Пирогова Веймарн послал за Лоссиевским фельдъегеря, который и привез его в штаб. На другой день была получена бумага, в которой предписывалось Лоссиевскому в присутствии президента Шлегеля, ординатора Неммерта, писаря, писавшего бумагу, и всех, видевших ее, членов госпитальной конторы, просить у Пирогова прощения в убедительнейших выражениях, и если Пирогов не согласится извинить дерзкий поступок Лоссиевского, то делу будет дан законный ход.

“На другой день, – рассказывает Пирогов, – меня пригласили в контору госпиталя, и там разыгралась истинно позорная, и притом детски позорная сцена. Лоссиевский в парадной форме, со слезами на глазах, дрожащим голосом и с поднятием рук к небу, просил у меня извинения за свою необдуманность и дерзость, уверяя, что впредь он мне никогда не даст ни малейшего повода к неудовольствию. Тут же в присутствии президента я ему показал на мерзейший хлеб, розданный больным, и заметил, что его прямая обязанность в госпитале – наблюдение за порядком, пищей и всею служебною администрацией. Тем дело о моем умопомешательстве и кончилось”.

Ассистенту Пирогова Неммерту президент Шлегель пригрозил было при Пирогове после того, как Лоссиевский извинился. Но Пирогов остановил Шлегеля, заявив, что Неммерт поступил тут как честный и благородный человек, и он не видит, за что Шлегель так несправедливо относится с выговором к Неммерту; он мог бы принять неуместный выговор Шлегеля на свой счет и не согласиться в таком случае на извинение Лоссиевского. “Шлегель прикусил язык, и с тех пор я не замечал никаких притеснений по службе”, – заканчивает знаменитый ученый свой рассказ о Буцефаловой глупости.

После этого неожиданного реприманда, которым окончилась Буцефалова глупость для ее автора, Лоссиевский и K° присмирели, и Пирогов мог спокойно заниматься своею клиникой.

“Новая хирургическая клиника сделалась высшею школой русского хирургического образования. Высокоталантливый профессор, стяжавший себе громкое имя не только в России, но и во всей Европе, естественно, должен был действовать обаятельным образом не только на всех студентов академии, но и на молодое поколение медиков Петербурга. Этому содействовали, кроме высокого авторитета, необычайный дар преподавания и несравненная техника Николая Ивановича в производстве хирургических операций, при громадном количестве и разнообразии клинического материала. Пирогов поставил хирургическую кафедру академии на такую высоту, до которой она не поднималась ни до, ни после него” (Флоринский).

Вскоре по своем переселении в Петербург Пирогов был назначен членом медицинского совета, а позднее – членом комитета для предварительного соображения мер к преобразованию медицинской учебной части в заведениях министерства народного просвещения.

Этот временный медицинский комитет был очень удачно составлен из И. Т. Спасского, бывшего профессора Медико-хирургической академии, лейб-медика Рауха, профессоров Зейдлица и Пирогова, под председательством лейб-медика Маркуса. Министр народного просвещения С. С. Уваров передавал в этот комитет все дела и даже выборы медицинских факультетов всех университетов. Открывавшийся в то время медицинский факультет Киевского университета почти целиком учреждался и избирался этим комитетом. В названном комитете преобладал взгляд на факультетские дела не бюрократический, а научный, и все прогрессивные требования факультетов находили там и поддержку, и дальнейшее развитие. Самым важным делом Пирогова и его товарищей был пересмотр экзаменационного устава. В качестве весьма деятельного члена этой комиссии Пирогов предложил и провел целый ряд преобразований. Так, в старом экзаменационном уставе допускалось целых шесть медицинских степеней: три степени лекаря (лекарь 1-го, 2-го и 3-го отделения), доктор медицины, доктор медицины и хирургии и медико-хирург. Пирогов предложил сокращение с шести степеней на две: лекаря и доктора медицины; его проект не прошел, и вместо двух приняты были три степени (лекарь, доктор медицины и доктор медицины и хирургии). Впоследствии, рассматривая в одной из своих статей общий устав наших университетов, Пирогов указывает как на один из крупных недостатков этого устава на обилие испытаний и ученых степеней, составляющее тормоз для университетской науки.

“Я знаю, – говорит он, – по собственному опыту, как специальное совестливое и ревностное занятие наукой мало располагает человека подвергаться продолжительным и повторенным испытаниям: занимавшись специально и во время моего пребывания в университете, и после хирургией, я никогда бы не решился подвергнуться испытанию на степень доктора медицины и хирургии, если бы от меня этого потребовали для занятия кафедры хирургии”.

Стремясь сократить число испытаний и ученых степеней, Пирогов настаивал вместе с тем на бесполезности при оценке знаний разных дробей и отметок вроде: “удовлетворительно, посредственно, хорошо, отлично”. Вместо таких тонких различий он предложил ввести лишь две отметки, которые при факультетских экзаменах на степень давали бы категорический ответ: да или нет, то есть достоин ли экзаменующийся искомой им степени, или недостоин.

Введение демонстрационных испытаний из анатомии, терапии и хирургии было предложено Пироговым и единогласно принято членами комитета. Новые кафедры госпитальной хирургии и терапии, учрежденные по проекту Пирогова в Медико-хирургической академии, также были приняты комитетом и утверждены министром народного просвещения для всех университетов.

Поставив преподавание хирургии в медико-хирургической академии на небывалую высоту, связав кафедру хирургии с клиникой, Пирогов не удовлетворился, однако, этим и задумал также преобразовать и преподавание анатомии введением систематических практических занятий на трупах. 21 октября 1844 года профессора Бэр, Зейдлиц и Пирогов внесли в конференцию академии предложение об учреждении особого анатомического института, которое и было высочайше утверждено 28 января 1846 года. В своем рапорте Пирогов характеризует направление своих анатомических занятий как по преимуществу прикладное и указывает на важность изучения анатомии для врачей.