В тот же день Вашингтон отправился в Маунт-Вернон, где провел канун Рождества после восьмилетнего отсутствия.

Настроение Вашингтона после возвращения в Маунт-Вернон. – Заботы о развитии водных путей сообщения. – Последнее свидание с Лафайетом. – Заботы Вашингтона о распространении народного образования. – Занятия сельским хозяйством, и садоводством. – Приезд множества посетителей в Маунт-Вернон и обширная переписка Вашингтона. – Участие Вашингтона в составлении конституции Соединенных Штатов. – Избрание Вашингтона президентом Соединенных Штатов

Более восьми лет не был уже Вашингтон в Маунт-Верноне и наконец, когда слава его гремела на весь мир, он мог с сознанием исполненного долга отдохнуть в своем любимом мирном уголке после всех перенесенных им трудов, опасностей и лишений. Он жаждал спокойствия, уединения, занятия своим хозяйством, которое к тому же в его отсутствие вследствие войны пришло в расстройство. Личные расходы Вашингтона за последние годы составляли крупную сумму, главным образом покрывавшуюся доходами с Маунт-Вернона, так как он не получал жалованья во время войны, а после ее окончания отказался от предложения конгресса возместить ему денежные расходы. Погрузившись в сельское хозяйство, Вашингтон был вполне доволен своей судьбою, как видно из его письма к Лафайету в феврале 1784 года: “Наконец я сделался частным гражданином на берегах Потомака и под тенью моих виноградников и фиговых деревьев, свободный от сутолоки лагерной жизни и от деловых сцен общественной деятельности, я вполне наслаждаюсь теми тихими радостями, о которых имеет весьма слабое представление воин, гоняющийся за славой, государственный человек, посвящающий свои дни и бессонные ночи составлению проектов для поднятия благосостояния родной страны и, быть может, для нанесения вреда другим странам, как будто этот земной шар не может вместить всех нас, – или царедворец, постоянно следящий за выражением лица своего повелителя в надежде увидеть милостивую улыбку. Я не только удалился от общественных дел, но собираюсь уйти в себя и надеюсь найти полное внутреннее удовлетворение, одиноко совершая свой жизненный путь и шествуя по стезе частной жизни. Никому не завидуя, я решился быть всем довольным. Вот в настоящее время план моего похода, и я бодро буду двигаться под гору жизни, пока не усну с моими предками”. Спустя немного времени он писал генералу Ноксу: “Я чувствую себя, как утомленный путник, который, совершив много мучительных шагов с тяжелой ношей на спине, наконец освобождается от тяжести, достигнув тихой пристани, и с порога своего дома оглядывается назад, еще раз обнимая мыслью те тропинки, по которым он избежал сыпучих песков и болот, лежавших на его пути”.

В первый же год по возвращении в Маунт-Вернон Вашингтон отправился осматривать свои земли к западу от Аллеган, приобретенные им еще до революции. Одною из главных целей этого путешествия было ближе ознакомиться со свойствами рек, текущих с Аллеган и впадающих в Огайо, и посмотреть, нельзя ли соединить их каналами с Потомаком или Джемсом, вливающимися в океан, а также с Великими Озерами. Несмотря на свои 52 года, Вашингтон с удовольствием совершил это путешествие верхом на коне вместе со своим другом Крэком, вспоминая былые времена войны с французами, ночуя под открытым небом среди величественной природы, которая одна не изменилась, хотя в судьбах людей произошло столько перемен! Как видно из его дневника, Вашингтон обращал большое внимание на взаимное положение рек, на те пункты их, где ему казалось удобным устройство пристаней и т. д. Он хотел было по Огайо спуститься к Великой Кенгаве, но, услышав о враждебном настроении тамошних индейцев к белым, предпочел вернуться в Маунт-Вернон, проехав в общей сложности около 700 английских миль. В Маунт-Верноне на основании своих собственных наблюдений он выработал проект внутреннего судоходства. В развитии внутренней навигации, в данном случае в соединении рек, берущих начало в Аллеганах и несущих свои воды в Огайо, с Потомаком и Джемсом, он видел могущественный стимул для развития внутренней торговли и промышленности и для сближения штатов между собою; ему казалось, что отдельные штаты не сознают общности своих интересов и часто бывают проникнуты партикуляризмом потому, что редко приходят в соприкосновение друг с другом, а это, по мнению Вашингтона, неизбежно должно ослаблять федерацию. Эти идеи Вашингтона нашли себе применение и осуществление частью при его жизни, частью после его смерти.

В ноябре, к большой радости Вашингтона, к нему приехал гостить в Маунт-Вернон его друг Лафайет. Прожив около месяца у Вашингтона, Лафайет должен был уехать во Францию. Вашингтон, глубоко любивший и уважавший этого человека, так бескорыстно послужившего делу Америки, с большой грустью расставался со своим молодым другом и, предчувствуя, что это их последнее свидание, сам проводил его до Аннаполиса. Вернувшись домой, Вашингтон написал Лафайету следующие строки: “В момент нашей разлуки я глубоко чувствовал любовь, уважение и привязанность к вам, возникшие во мне под влиянием многолетнего общения и дружбы с вами и под влиянием ваших заслуг. Когда наши кареты разъехались, я все спрашивал себя, неужели я видел вас в последний раз? Хотя я желал отвечать нет, но должен был отвечать да. Я вспомнил дни моей юности, которые давно уже навсегда улетели, вспомнил, что теперь спускаюсь с горы, на которую взбирался в течение 52 лет, что, несмотря на крепкое телосложение, я принадлежу к недолговечной семье и скоро буду погребен со своими предками. Эти мысли сгустили тени, придав мрачный оттенок картине, а следовательно, и моей надежде еще раз увидеть вас”. Предчувствия не обманули Вашингтона: он больше не виделся с Лафайетом, но никогда не терял его из виду и во время Французской революции всячески старался облегчить его тяжелую судьбу. Лафайету удалось освободиться из тюрьмы отчасти благодаря влиянию Вашингтона.

Проект Вашингтона о развитии водных путей сообщения был принят законодательным собранием Виргинии (1785 год), и скоро составилось два общества для осуществления проекта Вашингтона – потомакское и джемское. Виргинское собрание решило поднести Вашингтону как инициатору этого дела 150 акций обоих обществ на сумму более 60 тысяч долларов. Вашингтон принял этот денежный подарок, но с условием, что ему позволено будет употребить его на какое-нибудь полезное общественное дело. Вашингтон пожертвовал 100 акций в пользу одного высшего учебного заведения в графстве Рокбридж, получившего с тех пор название колледж Вашингтона; 50 же акций Вашингтон завещал на основание и расширение университета в округе Колумбия. Получив сам образование весьма скудное, Вашингтон, тем не менее, был горячим сторонником просвещения народа, особенно важного, по его мнению, в республиканском обществе, где общественное мнение руководило всеми действиями правительственных учреждений. Особенно сильно желал Вашингтон, чтобы в Америке возник национальный университет на европейский лад, но эта идея приведена была в исполнение лишь после его смерти. Университет, думалось ему, более всякого другого учреждения способен искоренить местные предрассудки и способствовать слиянию разнородных составных частей федерации. Общие духовные интересы казались Вашингтону не менее важными для объединения нации, чем общие интересы экономические. Еще больше заботился он о распространении знаний в народных массах. Идея так называемых народных университетов, которыми ныне так гордится Америка, уже приходила в голову ее освободителю. Общее идейное образование, наряду с профессиональным, представлялось ему, несмотря на деловой склад его ума, чрезвычайно важным, и он доказывал, что государство не должно щадить затрат, которые в будущем окупятся сторицею. Щедрою рукою ежегодно жертвовал он из своих личных средств крупные суммы на сиротские школы, академии и колледжи. В пользу воспитания бедных детей в Александрии он вносил ежегодно 50 фунтов стерлингов, умирая, завещал для этой цели 4 тыс. долларов. Многих бедных юношей он содержал на свой счет как в высших, так и в средних школах. Нечего и говорить, что он дал основательное образование своим многочисленным племянникам и потомству своего пасынка.

Сельское хозяйство, как всегда во время пребывания в деревне, сильно занимало и теперь владельца Маунт-Вернона. Чтобы восстановить потери в хозяйстве во время своего отсутствия, Вашингтон завел строгую экономию. Долголетний опыт убедил его, что табак сильно истощает почву, и потому, тотчас после возвращения в свое имение, он завел у себя новую плодосменную систему: пшеница, маис, картофель, овес, кормовые травы и другие злаки последовательно засевались на одном и том же поле через определенные промежутки времени. Вашингтон набросал даже схему посевов на несколько лет вперед и очень удачно осуществлял ее до самой своей смерти. В земледелии, как и в военном искусстве, он был прежде всего практик; он знал особенности каждого клочка своей земли и руководился ими, плохо умея разбираться в агрономических книжках. Очень любил Вашингтон и садоводство. Дом свой он окружил рощами, фруктовыми деревьями, цветниками, оранжереями, разводил всевозможные экзотические виды растений, выписывая их из Европы, Вест-Индии и так далее. Большой луг перед домом он обсадил деревьями и кустарниками и сам нередко помогал при этом в работах. Его часто можно было видеть в саду с садовыми ножницами в руках, занимающегося стрижкой деревьев. Садовников своих он выписывал из Европы, придавая большое значение развитию садоводства.

Немало времени, однако, приходилось ему уделять многочисленным посещениям, предметом которых сделался теперь Маунт-Вернон. Это было не особенно-то приятно Вашингтону, но дом его был открыт для всех, особенно же для тех, которые являлись к нему по рекомендации его друзей или сослуживцев, и все встречали с его стороны простой и вежливый прием. В этом отношении большую часть бремени брала на себя его жена; ее простота и достоинство в обращении производили на всех прекрасное впечатление, и все покидали дом Вашингтона довольные, воочию увидев царившее в нем мирное и тихое семейное счастье. Другим бедствием для владельца Маунт-Вернона была его обширная переписка с друзьями и с разными выдающимися общественными деятелями Европы и Америки. Каждый день в Маунт-Вернон приходила целая груда писем. Первое время Вашингтон читал их и отвечал на них один, но потом пришлось пригласить секретаря. Особенно много времени отнимали у него ответы на просьбы его сослуживцев выдать им свидетельства о военной службе или походатайствовать за них перед правительством. Для удовлетворения этих просьб приходилось часами рыться в деловых документах и иногда только для того, чтобы убедиться в неосновательности притязаний того или другого лица. Напряженная работа вредно отзывалась на здоровье Вашингтона, который к тому же, вследствие обширной переписки и приема гостей, очень мало пользовался уединением и редко мог предаваться своим мыслям.

Удалившись с арены общественной деятельности, Вашингтон, однако, не переставал внимательно следить за ходом общественных дел. Его сильно заботила непрочность связи между отдельными частями федерации. После заключения мира с Англией местные интересы стали все более и более выступать на первый план, а это грозило погубить только что отвоеванную независимость. Конгресс, не имевший большой власти даже во время войны, теперь потерял всякое значение; функции законодательства и управления фактически сосредоточились в законодательных собраниях отдельных штатов, которые ничего и слышать не хотели о единообразной системе экономической политики, необходимой, однако, для покрытия национального долга и для процветания внутренней торговли. Соединенные Штаты лишились кредита в Европе и внутри страны и переживали промышленный и торговый кризис. Лучшие деятели Америки, и в том числе Вашингтон, считали необходимым пересмотр конституции и усиление власти конгресса. Иные общественные деятели начинали сомневаться в способности колоний к самоуправлению и выступали сторонниками конституционной монархии наподобие английской. “Какие удивительные перемены могли произойти за несколько лет! – пишет по этому поводу Вашингтон. – Я слышал, что даже почтенные люди говорят без ужаса о монархической форме правления. Но какой это был бы непоправимый и ужасный шаг! Да поможет Бог, чтобы вовремя были приняты меры для отвращения последствий, которых мы имеем слишком много оснований опасаться!” Вашингтон знал, что юная республика скрывает в себе неистощимый запас сил, и что силы эти развернутся во всей полноте, если дать союзному государству здоровую организацию.