— Я подойду к ней и представлюсь.

И прежде, чем их полицейский страж смог как-то отреагировать, он уже рысью бежал через всю стоянку, снуя, как челнок, между припаркованными марсолетами, и в мгновение ока исчез из виду. Фараон выругался в бессильной ярости и ткнул Яну под ребра дулом своего пистолета.

Мгновеньем позже Эл снова появился, у самого входа в небольшое здание конторы, в котором теперь находилась Николь, беседуя с Ричардом Конгросяном. Эл отворил дверь и протиснулся внутрь.

— Но я никак не могу играть для вас, — говорил Конгросян, когда Эл открыл дверь конторы. — Очень уж неприятный от меня исходит запах! Вы слишком близ ко мне стоите — пожалуйста, Николь, дорогая, отодвиньтесь подальше Христа ради!

Конгросян сам отпрянул от Николь и, заметив Эла, произнес, взывая к нему:

— Почему вы так долго тянете с демонстрацией своих развалюх? Почему нам нельзя стартовать без всякого промедления?

— Прошу прощения, — произнес Эл и повернулся к Николь. — Меня зовут Эл Миллер. Я заведующий этой стоянкой.

Он протянул руку Николь. Она не обратила внимания на этот его жест, но стала выжидающе не него смотреть.

— Миссис Тибо, — продолжал Эл, — пусть этот человек улетает с Богом.

Не задерживайте его. Он имеет право эмигрировать, если ему так этого хочется. Не превращайте людей в бессловесных роботов.

Это было все, что ему удалось придумать. Больше ему нечего было сказать. Сердце его учащенно билось. Насколько все-таки неправ оказался Люк. Николь была невообразимо прекрасна; вблизи она подтверждала все, что он видел в ней раньше, когда ему посчастливилось видеть ее мельком издали.

— Это не ваше дело, — отрезала Николь, обращаясь к нему.

— Нет, мое, — горячо возразил Эл. — В самом буквальном смысле. Этот человек — мой клиент.

Теперь и Чик Страйкрок обрел голос.

— Миссис Тибо, это такая честь, такая невероятная честь… — голос его дрожал, ему явно не хватало воздуха, чтобы закончить начатую фразу.

Кончилось тем, что он отошел от Николь, не в силах сказать ей еще что-либо. Как будто он был самым решительным образом ею отвергнут. И чувствовал себя при этом премерзко.

— Я человек больной, — промямлил Конгросян.

— Возьмите Ричарда с собою, — велела Николь высокому полицейскому чину, стоявшему с нею рядом. — Мы возвращаемся в Белый Дом.

Элу же она сказала:

— Ваша стоянка может продолжать функционировать. Не исключено, что когда-нибудь в другой раз мы и…

Она поглядела на него без какого-либо гнева во взоре, хотя, и без какого-либо интереса.

— Отойдите в сторону, — приказал Элу высокий, весь в сером, полицейский чин. — Мы уходим.

Он прошел мимо Эла, ведя Конгросяна за руку, решительно и невозмутимо. Николь следовала в нескольких шагах за этими двумя, засунув руки в карманы своего длинного пальто из леопардовой шкуры. Теперь виду нее был какой-то печальный, она плотно сомкнула губы, полностью уйдя в свои мрачные думы.

— Я человек больной, — промямлил еще раз Конгросян.

— Можно взять у вас автограф? — вдруг спросил у Николь Эл, повинуясь неожиданно возникшему импульсу, какому-то бессознательному капризу.

Бессмысленному к тщетному.

— Что? — Она озадаченно посмотрела на него.

А затем обнажила свои ровные белоснежные зубы, расплывшись в улыбке.

— боже мой, — только и произнесла она и вышла из конторы вместе с высоким полицейским чином и Ричардом Конгросяном.

Эл остался в конторе с Чиком Страйкроком, все еще не оставив до конца попытки подыскать слова, чтобы выразить распиравшие его чувства.

— Похоже на то, что не видать мне ее автографа, — сообщил он Страйкроку.

— Ч-что в-вы о ней т-теперь думаете? — заикаясь, спросил у него Страйкрок.

— Она прелестна, — ответил Эл.

— Верно, — согласился Страйкрок. — Как-то даже самому не верится.

Никогда даже не помышлял о том, что когда-нибудь в самом деле доведется ее увидеть, ну сами понимаете, вот так, в реальной жизни. Это как чудо, вы со мною согласны?

Он направился к окну, чтобы еще полюбоваться Николь, пока она вместе с Конгросяном и важной шишкой из НП шла через всю стоянку к своему личному кораблю.