Манихеи исходно были шаманами, или шраманами, буддийскими аскетами, присутствие которых в Риме в третьем веке было отмечено св. Ипполитом. Мосье Бёрнуф объясняет их дуализм исходя из двойственной природы человека, состоящей из добра и зла, причем принцип зла происходит от Мары буддийской легенды. Он показывает, что учение манихеев было более непосредственно связано с буддизмом, чем христианство, поэтому борьба жизни и смерти происходит между двумя началами, в то время как христианская церковь считает, что она имеет право быть единственным и исключительным обладателем Истины. Эта идея находится в прямом противоречии с самыми основными представлениями буддизма, поэтому исповедующие ее неизбежно находятся в сильном противостоянии с манихеями. Таким образом, именно еврейский дух исключительности поднял против манихеев светское оружие христианских государств.

Проследив, таким образом, эволюцию буддийской мысли от Индии до Палестины и Европы, мосье Бёрнуф указывает, что последним свидетельством этого влияния являются, с одной стороны альбигойцы, с другой – павликиане, влияние которых прослеживается в протестантизме. Далее он продолжает:

«Анализ показывает нам, что в современном обществе имеются два существенных момента: идея личного Бога среди верующих, и почти полное исчезновение милосердия среди философов. Еврейский элемент в христианстве стал господствующим, тогда как буддийский в сильной степени затемнен.

Таким образом, одно из наиболее интересных и неожиданных явлений нашего времени – это попытка, которая делается сейчас, по оживлению и воссозданию нового общества, покоящегося на тех же основаниях, что и буддизм. Хотя оно и находится лишь в самом начале, его рост происходит столь быстро, что наши читатели, вероятно, будут рады, если мы привлечем их внимание к этому. Это общество является до некоторой степени миссией, его распространение происходит без шума и насилия. Оно не имеет даже определенного имени; его члены объединяются под различными восточными именами, используемыми как заголовки их публикаций: «Изида», «Лотос», «Сфинкс», «Люцифер». Общим названием для всех них, в данный момент преобладающим, является Теософское общество».

После очень точного отчета об образовании и истории Общества – вплоть до количества его отделений в Индии, а именно, 135 – он продолжает:

«Общество очень молодо, но, тем не менее, оно уже имеет свою историю… Оно не имеет ни денег, ни покровителей, и действует исключительно благодаря своим наличным ресурсам. Оно не содержит никакого мирского элемента. Оно не льстит какому-либо частному или общественному интересу. Оно само установило нравственный идеал великого самовозвышения, оно борется против порока и эгоизма. Оно стремится к объединению религий, которые считает идентичными по своему философскому происхождению; но оно признает верховенство только лишь истины…

Имея такие принципы, и в то время, в которое мы живем, общество едва ли может наложить на само себя более тяжелые условия существования. Тем не менее, оно разрослось с удивительной быстротой…»

Суммируя историю развития Теософского общества и роста его организации, автор спрашивает: «Что же это за дух, который его вдохновляет?» На это он отвечает цитированием трех задач Общества, замечая относительно второй и третьей задачи (изучение литературы, религии и науки арийских народов, исследование латентных психических способностей и т. п.), что хотя это, казалось бы, придает Обществу некий академический оттенок, отдаленный от повседневных занятий, но на самом деле это не так. Он цитирует следующий отрывок из заключения редакторской статьи в «Люцифере» за ноябрь 1888 года:

«Тот, кто не ведет себя как альтруист; тот, кто не готов разделить свой последний кусок с более слабым или более бедным, чем он сам; тот, кто пренебрегает помощью своему собрату, любой расы, нации или вероисповедания, где бы и когда бы он ни встретил страдальца; тот, кто остается глухим к воплю человеческого несчастья; тот, кто слышит, как оскорбляют невинного, будь он братом-теософом или нет, и не делает ничего для его защиты, как для себя самого, тот – не теософ. („Люцифер“, № 3).

Эта декларация, – продолжает мосье Бёрнуф, – не является христианской, потому что она не принимает в расчет верования и не пытается никого обратить в свою веру, а также потому, что христиане любят использовать клевету для борьбы со своими противниками, такими как манихеи, протестанты и иудеи. [744] Еще в меньшей степени она является мусульманской или брахманической. Она чисто буддийская: публикации Общества представляют собой или переводы буддийских книг, или оригинальные работы, вдохновленные учением Будды. Поэтому Общество имеет буддийский характер.

Против этого оно слегка протестует, опасаясь принять исключительный и сектантский характер. Это ошибка: истинный и оригинальный буддизм – это не секта, и вряд ли это религия. Это, скорее, нравственная и интеллектуальная реформа, которая исключает неверие, но не принимает никакой веры. Именно этим и занимается Теософское общество».

Мы изложили наши основания для протеста. Мы не привязаны жестко ни к какой вере.

Утверждая, что Теософское общество является «буддийским», мосье Бёрнуф совершенно прав, но лишь с одной точки зрения. Оно имеет буддийскую окраску просто потому, что эта религия, или скорее философия, в большей степени приближается к ИСТИНЕ (тайной мудрости), чем какая-либо иная экзотерическая форма верования. Отсюда тесная связь между ними обоими. Но с другой стороны Теософское общество совершенно право, протестуя против ошибочного обвинения в пропаганде буддизма по причинам, которые были высказаны нами в начале этой статьи, а также самим нашим критиком. Хотя мы полностью согласны с ним в отношении истинной природы и характера примитивного буддизма, однако сегодня буддизм, тем не менее, представляет собой довольно догматическую религию, расколотую на множество различных сект. Мы придерживаемся одного только Будды. Поэтому, как только возникает необходимость следовать за существующей формой, а кто будет отрицать эту необходимость в отношении буддизма? – коль скоро это произошло, не лучше ли вернуться назад к чистому и незамутненному источнику самого буддизма, чем остановиться на промежуточной стадии? Такая половинчатая реформа была проведена, когда протестантизм откололся от старой церкви; и можно ли считать удовлетворительным результат этого?

Такова простая и естественная причина, по которой Теософское общество не поднимает знамя экзотерического буддизма и не объявляет себя последователем храма Господа Будды. Оно слишком искренне желает оставаться с этим чистейшим «светом», чтобы позволить себе быть поглощенным его искаженной тенью. Это хорошо понимает мосье Бёрнуф, так как он ясно выражает это в следующем отрывке:

«С точки зрения доктринального вероучения, буддизм не имеет тайн; Будда проповедовал с помощью притч, но притчи являются развернутым сравнением, и в них нет ничего символического. Теософы ясно увидели, что в религиях всегда имеются два учения; одно из них имеет простую форму и полно образов или историй, которые выдаются за реальность; это общедоступное учение, называемое экзотерическим. Другое, эзотерическое или внутреннее, сохраняется для более образованных и благоразумных приверженцев, посвященных второй степени. Наконец, имеется вид науки, которая в старые времена культивировалась в тайных святилищах, наука, называемая герметизмом, которая дает окончательное объяснение символов. Когда такая наука сопоставляется с различными религиями, то можно увидеть, что их символы, хотя и отличающиеся внешне, покоятся на той же самой идейной основе, и прослеживаются до одного-единственного способа объяснения природы.