Шрифт:
– Ну, какого вы мнения, Сэм, о том, что сказал ваш отец? – улыбаясь, полюбопытствовал мистер Пиквик.
– Какого я мнения, сэр? – отозвался мистер Уэллер. – Да я того мнения, что он – жертва супружеской жизни, как сказал капеллан Синей Бороды, прослезившись от жалости на его похоронах.
На это весьма уместное заключение ответить было нечего, и посему мистер Пиквик, расплатившись, снова направил свои стопы к Грейз-Инну [75] . Но когда он добрался до его уединенных садов, пробило восемь, и непрерывный поток джентльменов в грязных башмаках, испачканных светлых шляпах и порыжевших костюмах, который устремлялся к проездам, ведущим к выходу, возвестил ему, что большая часть контор уже закрыта.
75
Грейз-Инн – один из Иннов, расположенных в пределах лондонского района Темпль. Судебные Инны (названия которых распространялись на дома, где жили члены Иннов) являются лишним доказательством классовой организации английской адвокатуры. Основанные еще в XIII веке корпорации юристов – так называемые «Инны» – монополизировали право подготовки полноправных юристов баристеров, уполномоченных выступать во всех судах Англии (слово «баристер» – произошло от слова «bar» – суд). В прошлом судебные Инны были строго аристократическими корпорациями; они управлялись бесконтрольно своими старейшинами (бенчерами), издавна организовавшими юридические школы, студенты которых проживали в общежитиях при этих Иннах и подчинялись распорядку, установленному бенчерами. С течением времени доступ в эти школы, обучение в которых стоило недешево, получили и выходцы из буржуазии, но замкнутый характер корпораций не изменился: юристы (атторни), получившие практическую подготовку в адвокатских конторах и являвшиеся в большинстве выходцами из кругов мелкой буржуазии, не имели доступа в корпорации судебных Иннов. При этом корпорациям Иннов удалось сохранить монополию на выступления своих членов в любом английском суде, а потому атторни, переименованные, как мы указали, в солиситоров, должны были довольствоваться в основном ролью поверенных. С другой стороны, замкнутость корпораций баристеров имела своим последствием укоренившийся обычай: баристеры входили в общение с клиентами только через посредство солиситоров, которые вели до суда сложную подготовительную работу. В среде баристеров была группа привилегированных юристов, королевских юрисконсультов (king's council); это звание присваивалось правительством немногим ученым адвокатам, называвшимся также «сарджентами», что соответствовало в далеком прошлом ученой степени «доктор прав». Именно такой королевский юрисконсульт, помимо баристера, как увидит читатель, принимал участие в процессе Пиквика. Хотя эти королевские юрисконсульты формально являются и теперь должностными лицами, но подчиняются руководству судебных Иннов, прием в которые обставлен был во времена Диккенса, как и теперь, такими правилами: кандидат после вступительного экзамена должен пройти трехлетний курс обучения в юридической школе и помимо высокой платы за обучение внести крупную сумму за право держать выпускной экзамен (в настоящее время до двухсот фунтов); после экзамена кандидат становится членом судебного Инна, баристером. Но доступ в юридическую школу судебного Инна открыт кандидату при одном условии: он должен представить рекомендации о своем «добром имени». Совершенно очевидно, что это условие и в эпоху Диккенса и в настоящее время еще более подчеркивало классовый характер членского состава Иннов, так как руководители их являлись и являются самыми преуспевающими адвокатами – верными защитниками современного социального строя Англии. Такой порядок существует и существовал в главных четырех судебных Иннах – в Грейз-Инне, в Линкольн-Инне, в Мидл Темпле и в Иннер Темпле, а также и в девяти подчиненных им менее крупных Иннах.
Поднявшись по крутой и грязной лестнице на третий этаж, он убедился, что его предположение оправдалось. «Парадная дверь» мистера Перкера была заперта, и мертвое молчание в ответ на повторный стук Сэма свидетельствовало о том, что клерки ушли, закончив свой рабочий день.
– Досадно, Сэм, – сказал мистер Пиквик, – не хотелось бы откладывать свидание с ним, я уверен, что ночью не засну ни на секунду, если не успокоюсь на мысли, что передал это дело в руки человека опытного.
– А вот какая-то старуха поднимается по лестнице, сэр, – отозвался Сэм, – быть может, она знает, где нам кого-нибудь найти. Послушайте, старая леди, где клерки мистера Перкера?
– Клерки мистера Перкера... – повторила чахлая, жалкая на вид старуха, останавливаясь, чтобы перевести дух, – клерки мистера Перкера ушли, а я иду убирать контору.
– Вы – служанка мистера Перкера? – осведомился мистер Пиквик.
– Я – прачка у мистера Перкера, – ответила старуха.
– Подумайте! – тихо сказал Сэму мистер Пиквик. – Любопытное обстоятельство, Сэм: старух в этих домах называют прачками. Хотел бы я знать почему?
– Должно быть, потому, что они смертельно не любят что-нибудь мыть, сэр, – отозвался мистер Уэллер.
– Меня бы это не удивило, – сказал мистер Пиквик, глядя на старуху, чья внешность, равно как и вид конторы, которую она к тому времени открыла, указывали на закоренелую антипатию к применению мыла и воды. – Не знаете ли вы, моя милая, где я могу найти мистера Перкера?
– Нет, не знаю, – ответила старуха хриплым голосом, – его нет сейчас в городе.
– Досадно, – сказал мистер Пиквик. – Где его клерк? Вы не знаете?
– Да, знаю, но он меня не поблагодарит, если я вам скажу, – ответила прачка.
– У меня очень важное дело, – заметил мистер Пиквик.
– А подождать до утра нельзя? – спросила старуха.
– Не хотелось бы, – ответил мистер Пиквик.
– Ну, раз дело очень важное, – промолвила старуха, – мне приказано сказать, где он, и, значит, беды не будет, коли я вам скажу. Если вы пойдете в «Сороку и Пень» и спросите в буфетной мистера Лаутена, вас проведут к нему, а он и есть клерк мистера Перкера.
Получив эти указания и узнав также, что гостиница, о которой шла речь, расположена в переулке и пользуется двумя преимуществами – находится по соседству с Клейр-маркет и вплотную примыкает к заднему фасаду Нью-Инна, мистер Пиквик и Сэм благополучно спустились по шаткой лестнице и отправились на поиски «Сороки и Пня».
Эту излюбленную таверну, освященную вечерними оргиями мистера Лаутена и его приятелей, люди заурядные назвали бы трактиром. О склонности содержателя трактира зарабатывать деньги свидетельствовал в достаточной мере тот факт, что маленькая пристройка под окном распивочной, размером и формой слегка напоминающая портшез, была сдана башмачнику, чинившему старую обувь; а его филантропический дух проявлялся в той протекции, какую он оказывал пирожнику, который, не опасаясь помехи, продавал свои лакомства у самой двери. В нижних окнах, украшенных занавесками шафранного цвета, висело два-три печатных объявления о девонширском сидре в данцигском пиве, а большая черная доска, возвещая белыми буквами просвещенной публике о пятистах тысячах бочек портера, находящегося в погребах заведения, поселяла в уме довольно приятные сомнения и неуверенность относительно точного направления, в каком тянется в недрах земли эта гигантская пещера. Если мы добавим, что пострадавшая от непогоды вывеска хранила полустертое подобие сороки, пристально созерцающей кривую полосу коричневой краски, которую соседи научились с детства считать «пнем», – мы скажем все, что следует сказать о внешнем виде здания.
Когда мистер Пиквик вошел в буфетную, из-за перегородки появилась пожилая особа женского пола.
– Мистер Лаутен здесь, сударыня? – осведомился у нее мистер Пиквик.
– Здесь, сэр, – ответила хозяйка. – Эй, Чарли, проводите джентльмена к мистеру Лаутену.
– Джентльмен не может войти туда сейчас, – сказал неуклюжий слуга с рыжими волосами, – потому что мистер Лаутен исполнят комические куплеты и он ему помешает. Мистер Лаутен скоро кончит, сэр.
Рыжеволосый слуга едва успел договорить, как дружные удары по столу и звон стаканов возвестили, что песня допета, и мистер Пиквик, посоветовав Сэму утешаться в буфетной, отправился вслед за слугой.
Когда было доложено о «джентльмене, который хочет говорить с вами, сэр», молодой человек с одутловатым лицом, занимавший председательское место во главе стола, досмотрел не без удивления в ту сторону, откуда раздался голос, и удивление, казалось, отнюдь не рассеялось, когда его взгляд упал на человека, которого он видел впервые.
– Прошу прощенья, сэр, – сказал мистер Пиквик, – а также очень сожалею, что помешал остальным джентльменам, но я пришел по весьма важному делу, несли вы разрешите мне отвлечь вас на пять минут, не покидая этой комнаты, я буду вам очень признателен.