Шрифт:
Гектор завёл тетрадь. Он подсовывал её соседу (а сидеть Гектору приходилось почти со всеми одноклассниками) и просил сочинить стихотворение. Большинство отказывались, но те, кто брался за это нелёгкое дело, писали вещи удивительные…
Блики солнца,Блики солнца,Блики солнца поутру,Мама!Мама!Дорогая!Завтра утром я умру,—сочинила весёлая Таня Соловьёва.
Из-за тебя я стала убийцею,Но я никого не виню,Пока не пришла милиция,Я и тебя убью… —написала в эту тетрадь Инна Леннер, которая приходила в школу заплаканная, когда у неё в аквариуме умирала рыбка.
Уши вращаются, как локаторы,Уши всё слышат, как пеленгаторы,Мысли вертятся, и вертятся,И вертятся, как мельница… —таким четверостишием украсил тетрадь самый молчаливый человек в классе, Вова Кузьмин.
Первое мая оказалось телефонным днём.
Первый звонок раздался, когда Гектор, вернувшись с утренней прогулки с Караем, решал задачи по физике. Приятный молодой мужской голос спрашивал Александра Петровича.
— Нет его, он в Ригу уехал, — ответил Гектор. — Послезавтра вернётся…
— Жаль, — сказал приятный голос, — Гектор, ты, что ли?
— Я…
— Ифигенин беспокоит, узнал?
— Ты же назвался…
— Приедет отец, скажи, что я звонил, хотел с праздником поздравить… И тебя поздравляю!
— Я тебя тоже…
— Отец не говорил, как ему собрание?
— Ничего не говорил…
— Куда поступать будешь?
— В университет…
— Все, как с цепи сорвались — в университет да в университет… Ладно, занимайся!
— Подожди! — крикнул Гектор. — А ты считаешь, что нормально закончилось?
— Знаешь, я как-то об этом не думаю…
— Совсем не думаешь?
— Совсем не думаю.
— Ты хочешь сказать, что это тебя совсем не занимает?
— Господи! Неужели ты думаешь, что у меня нет других дел! Только и должен я думать о вашем собрании? Что ты ещё мне хочешь сказать?
— Не знаю…
— Ну тогда пока! — сказал Толик и повесил трубку.
Гектор почесал затылок.
«Зачем решать задачи по физике, когда их можно будет списать у Константинова?» — подумал Гектор.
Примерно через час позвонила Инна Леннер.
— Это ты, соколик? — спросила она.
— Да, ласточка моя! — ответил Гектор.
— Чем ты занимаешься?
— Ничем, — ответил Гектор. — Точнее, решаю задачи по физике. Но если надо, я могу их и не решать…
— Решай, решай… Я сейчас с родителями ухожу в гости.
— Наверное, к декану лечебного факультета? — спросил Гектор.
— Хм…
— Я отгадал?
— Я вспомнила, зачем тебе звоню, — сказала Инна. — Я хочу поздравить тебя с праздником.
— Спасибо, и тебя тоже…
— Вчера Благовещенский обругал меня.
— Ты в расстроенных чувствах?
— Напротив, я в восторге. Теперь, как только я услышу его паскудный голос, буду вешать трубку…
— Ну-ну…
— Ты помнишь, за день до собрания ты провожал меня домой, помнишь?
— Помню.
— Так вот. Тогда я загадала. Знаешь, что я загадала?
— Что же ты загадала?
— То, что я загадала, — сбудется! — сказала Инна.
— Вполне возможно, — ответил Гектор.
— И не прикидывайся, будто не знаешь, что я загадала! Пока! — Снова в трубке гудки.
В четыре часа, когда Гектор на кухне пил кофе, ел бутерброды с колбасой и читал воспоминания Авдотьи Панаевой, позвонил Костя Благовещенский.
— Представляешь, — сказал он. — Пошёл в Салтыковку, она закрыта… И второго будет закрыта, и третьего…
— Не говори мне про Салтыковку.
— Почему?
— Салтыковка — боль моя и стыд мой…
— Почему ты туда не ходишь?
— Не хожу вот, — ответил Гектор.
— Чем занимаешься? — спросил Костя. — Ходил к своей великой скульпторше?
— Ходил…
— Ну и как?
— Никак. Всё равно, что не ходил…
— Ей много лет, да? Она тебя считает сопляком, да? Отсылает учить уроки? Да?
— У меня синяки на плечах…
— Врёшь, поди…
— Нет. Я к ней полез, а у неё руки железные…
— Ладно. Знаешь, что я читаю в Салтыковке?
— Свод ассирийских законов?
— Нет, жизнеописание султана аз-Захира-Бейбарса. Отличная вещь!
— Султан бил барсов?
— Я вчера с Инкой поругался… Ты в курсе?
— Да. Она сказала, что будет бросать трубку, как только услышит твой паскудный голос…