Шрифт:
— Я всё забываю тебе передать привет от Ифигенина — сказал Гектор отцу. — Он звонил первого мая…
— Он заходил ко мне, — рассеянно ответил Александр Петрович.
— Заходил?
— Заходил.
— Зачем?
— Что? А… Не помню… Так просто заходил… Я ошейник новый случайно не забыл?
— Зачем приходил Ифигенин?
— Или я его в рюкзак сунул? — Мысленно Александр Петрович уже был в Хотилове, в бревенчатом доме, стоящем напротив остановки в низине, где недалеко течёт речка, виднеется на бугре церковь, где письменный стол поскрипывает, когда Александр Петрович опирается на него локтями.
— Ифигенин, наверное, просил мне ничего не говорить?
— Ты о чём?
— Хочешь, я скажу, зачем он приходил? Он показывал тебе статью!
Александр Петрович вздохнул.
— Ну и что?
— У нас никто не понял, зачем нужна эта статья? Комитету комсомола положено делать оргвыводы, а какие оргвыводы можно сделать, когда учиться три дня осталось?
— Это уже ваше дело…
— Значит, ты читал статью ещё до того, как она была напечатана?
— Читал.
— И ты считаешь, что Ифигенин прав?
— Ифигенин способный человек…
— Ты же был на собрании! Ты всё видел! А что он написал?
— Почему ты так переживаешь? Считай, что это просто его журналистский опыт…
— И ты не выгнал его, когда он пришёл с этой статьёй?
— А, собственно, почему я должен был его выгонять?
— Я бы на твоём месте его выгнал…
Александр Петрович пожал плечами.
— Ты же был на собрании! Неужели ты ничего не понял?
— Когда я приеду, у тебя будет аттестат, — сказал Александр Петрович. — Если в университет не поступишь, хочешь, устрою к Лунину в газету?
Гектор смотрел на отца и думал, что, как только машина скроется за поворотом, он закурит сигарету, а потом пойдёт в свою комнату, поставит новую пластинку и откроет окно.
— И всё-таки, — сказал Гектор. — Я бы на твоём месте не стал помогать ему с этой статьёй…
— У нас ещё будет время об этом поговорить…
— Нет, — сказал Гектор. — Мы больше об этом никогда не будем говорить…
— Кстати, — сказал Александр Петрович. — Эта учительница… Алла Степановна… У неё есть телефон!
— Телефон? — удивился Гектор. — Ты хочешь ей позвонить?
— Не твоё дело, что я хочу, — ответил отец. — Узнай, пожалуйста, её номер и пришли мне его в письме… Я ей позвоню из Хотилова…
— А как я должен узнать её номер? Подойти и спросить?
— Подойди и спроси…
— А если телефона нет?
— Тогда пришли мне её адрес, — Александр Петрович постучал по ветровому стеклу. Карай залаял.
— Наверное, мне не следует задавать этот вопрос, — тихо сказал Гектор. — Но зачем тебе её адрес?
Александр Петрович с интересом посмотрел на сына.
— Я сейчас сам заеду в школу…
— Ты… Ты… — Гектор вдруг покраснел. — Я… никогда не говорил с тобой на эту тему… Но ты… считаешь мою мать своей женой?
— Ого! — Александр Петрович вертел на пальце брелок с ключами от машины. Звенели ключи, как колокольчики. — Я не заслужил этого упрёка, — сказал Александр Петрович.
— Я и так всё время молчу, — сказал Гектор. — Но я же вижу, вижу, что мать несчастна!
— Ты ошибаешься, — ответил Александр Петрович. — У неё есть муж, сын, работа, деньги, хорошие книги… Она не так уж несчастна. А что касается адреса учительницы, то это… Ну, это, одним словом, не то, что ты думаешь… Впрочем, я признателен тебе за заботу о моей нравственности… — Александр Петрович неловко обнял сына. Потом сел в машину и включил мотор. Гектор стоял около машины и внимательно смотрел на отца. Александр Петрович махнул рукой и улыбнулся. Гектор тоже махнул рукой.
Машина тронулась. Потом постояла немного у светофора и исчезла за поворотом на площадь Восстания.
43
Всё, что продолжается слишком долго, постепенно превращается в привычку. Последний, девятый, экзамен по истории и обществоведению Инна сдала самой первой. Она вышла в коридор — пустой и ровный, посмотрела на мраморного Чебышева, понимающе усмехающегося сквозь пенсне, и неожиданно рассмеялась. Всё! Это было как сон! Сегодня вечером Инна получит аттестат, завтра ещё какие-то справки и характеристики — и со школой покончено! В солнечных лучах плясали вальс пылинки.
Выпускной вечер начнётся в семь часов. До семи Инна вымоет голову и расчешет волосы. Она не будет делать причёску, прелесть её волос в свободном падении, как выразился когда-то давно Костя Благовещенский. Инна вспомнила, что он отвечает сразу же за ней. Она побежала по ступенькам вниз — на школьный двор, на горячий асфальт, на улицу, вдруг изменившуюся и переставшую быть родной. Десять лет изо дня в день ходила Инна по этой улице. Сначала маленькая девочка с бантом, как парашют над головой, потом девушка-подросток — пугливая и молчаливая, теперь почти взрослая девушка, уверенная и цветущая, с волосами до середины спины, с белым лицом и надменной улыбкой, с головой, чуть склонённой вправо, со взглядом резкий и чарующим. Инна шла по улице, и разомлевший асфальт, не желая расставаться, хватал её за подошвы. И щедро бросал под ноги нарисованные цветы.