— А чем он занимается? — спросил окончательно обалдевший новоиспеченный счастливый отец и дед.

— В милиции служит, представляешь? Да еще в криминальной. Уже майор. Можно ему позвонить. — Варя взяла трубку стационарного телефона, висевшего на стенке. — Хотя нет, не стоит… Он сегодня магазин охраняет. Зарплата у них не ахти, приходится халтурить… Пускай выспится. Пойдем, я покажу тебе фото Игорька.

— Да… Сейчас…

У него просто не было сил подняться. Да и у кого их хватит после подобных новостей. Сын, внук… Больше никаких сюрпрайзов? Может, еще внучка есть? Повторный инфаркт на подходе.

— Тебе нездоровится? Если сердце, у меня есть лекарства.

— Нет-нет… Все нормально. Я еще выпью?

— Конечно. Ты сиди, я принесу альбом.

Она ушла с кухни. Юрий Яковлевич налил полную рюмку «Рябины», залпом выпил, схватил «Обаму» и несколько раз обмахнулся словно веером. Жарковато, однако…

Почему она ничего не сказала ему тогда, еще до отъезда? Не знала, что находится в положении? Ерунда, два месяца — не две недели. Ведь все бы было по-другому!

Или нет? Да, он все равно не вернулся бы, но он бы знал, что у него есть сын!

А если… Если она просто не захотела ему мешать начать новую жизнь? Не мешала завести семью, не заставляла разрываться между двумя домами?

Но при этом не начала новую жизнь для себя… И все эти годы…

Боже мой!..

Она все эти годы ждала его возвращения! Каждый день! Ждала, что в любую секунду он позвонит в дверь! Поэтому и встретила его спокойно, словно из длительной заграничной командировки. Поэтому и одета не в ночную рубашку, а в сарафан. И даже тапочки купила… И «Рябину» хранила на случай его возвращения.

Он же обещал вернуться. И она ждала. Как тот его израильский знакомый художник ждет Софи Марсо. И тоже, наверное, держит в домашнем баре какой-нибудь ее любимый напиток. И тапочки.

Сорок лет!

Да она просто ненормальная!

Или наоборот? Мы все ненормальные? Живем по принципу «Так надо, так положено, чтобы все было как у всех». А она живет как хочется ей. Она хотела ждать его и ждала, ни на секунду не сомневаясь, что дождется. Кто бы и что бы ей ни говорил, покручивая пальцем у виска.

Варя вернулась на кухню с пузатым фотоальбомом. На первой странице их фотография. Черно-белая. На той самой картошке. Для институтской газеты. Она тогда раздобыла негатив.

…Варя листала альбом, давала пояснения, но он не слушал…

Он даже боялся представить, что может испытывать в момент встречи женщина, сорок лет ждавшая своего мужчину.

Юрий Яковлевич смотрел не в альбом, а на нее. И он увидел абсолютное счастье. Очень светлое и чистое. Которого стоит дожидаться даже сорок лет.

Основатель, ты спрашивал, в чем смысл человеческого существования? Может, в этом?

Основатель… Ночь Накануне…

Юрий Яковлевич вспомнил, почему он здесь, что завтра уже не наступит. И ее счастье будет таким коротким. А это неправильно. Совсем неправильно. И несправедливо.

— Варечка, — он взял ее за руку, — извини, мне надо ненадолго уйти. Просто я не успел закончить кое-какие дела.

— Дела? Ночью? — Варя закрыла альбом и часто заморгала. Она всегда так моргала, когда волновалась.

— Да… Я потом все объясню… Мне действительно надо уйти.

— Конечно, конечно… Юра… Но… Ты вернешься?

— Обязательно… Обещаю.

— Я буду ждать… Ой, погоди… Опять началась гроза. Ты снова промокнешь. Возьми мой зонтик

— Спасибо… Я верну…

…Он бежал по Большому проспекту Васильевского острова в домашних тапочках, забыв, что врачи запретили ему нагрузки. В рубашке и брюках своего сына, сжимая в руке сиреневый в горошек зонтик. Он так торопился, что не стал переодеваться. Ничего, сейчас ночь, и его никто не видит.

Чуть не пропустил улицу, на которой находился дом с дверью. Немного отдышался и рванул ручку, «Спасибо, что воспользовались услугами компании “Основатель и K°”,-самый быстрый в мире способ путешествий».

Через минуту он сидел перед монитором в своей квартире на Авраам Альмалиах и барабанил по клавишам.

…До конца света оставалось три с небольшим часа. И Старый Еврей не мог его допустить. Потому что обещал вернуться. И возвратить зонтик.