Думается, что понятие музыкальности литературного произведения у Чехова заключает в себе многозначительное содержание. Музыкальность - это прежде всего художественная манера изображения действительности, когда вдумчивый писатель разносторонне показывает жизнь, ее контрасты, ее "мажорные" и "минорные" стороны. Музыкальность, далее, имеет связь и с композицией литературного произведения, если все его идейные компоненты даются в гармонической структуре, с соблюдением чувства, художественной меры и в полном соответствии с авторским замыслом. Наконец, музыкальность выражается и в чисто стилевых качествах литературных произведений - изящным, но не изысканным слогом, простым, точным и вместе с тем образным и эмоциональным языком.

Всем этим чеховским требованиям "музыкальности" отвечал рассказ "Соколинец". Интересным авторским комментарием к вопросу о музыкальности этого рассказа можно считать слова Короленко из одного письма к Гольцеву в 1887 г.: "Мне надо, чтобы каждое слово, каждая фраза попадала в тон, к месту, чтобы в каждой отдельной фразе,, по возможности даже взятой отдельно от других, слышалось отражение главного мотива, центральное, так сказать, настроение" ("Русские писатели о литературном труде". Т. 3. 1955, стр. 644.) Несомненно, Короленко в "Соколинце" продемонстрировал свое стилистическое искусство "музыкальности".

Другим значительным произведением, помешенным в: сборнике "Очерки и рассказы" и обратившим на себя особое внимание Чехова, был рассказ "Лес шумит". В музыкально-стилистическом отношении этот рассказ стоял ниже "Соколинца", и Чехов, чуткий стилист, это заметил.

Чрезвычайно интересным фактом в истории творческих отношений Чехова и Короленко является стилистическая правка Чеховым рассказа Короленко "Лес шумит". В личной библиотеке Чехова, хранящейся в Ялте, имеется книга Короленко "Очерки и рассказы", преподнесенная автором Чехову в 1887 г. В рассказе "Лес шумит", включенном в этот сборник, Чехов сделал красным карандашом ряд исправлений. Приведем несколько характерных примеров и постараемся проникнуть в творческую лабораторию Чехова-стилиста.

Чехов вычеркивает начало рассказа, первые три фразы, найдя в них, по-видимому, изысканность языка, некоторую претенциозность стиля, "красивость", особенно в сравнениях шума леса с "отголосками дальнего звона", с "тихой песней без слов", с "неясными воспоминаниями о прошлом". Чехов "начинает" рассказ простой и вместе с тем живописной картиной соснового бора: "Высокие столетние сосны с красными могучими стволами стояли хмурою ратью, плотно сомкнувшись вверху зелеными вершинами". Эта и последующие три фразы дают простую и выразительную пейзажную экспозицию рассказа.

Во второй части рассказа Чехов удалил три абзаца с подробными воспоминаниями деда о "прежнем", "настоящем" пане и большой кусок текста с "лирическими отступлениями" деда о молодых бабах и Оксане; все эти подробные воспоминания и отступления подверглись остракизму из рассказа, по всей вероятности, потому, что они уводят в сторону от основной сюжетной линии. Есть несколько аналогичных чеховских купюр и в других местах текста. Вычеркиваются Чеховым также излишние подробности в характеристике людей, природы, бандуры.

Изгоняются Чеховым из текста отдельные фразы или части фраз, которые, наверное, считались "корректором" логически и стилистически ненужными. Показательным в этом отношении является выправленный Чеховым рассказ деда о леснике: "Тут меня Роман и выкормил. Ото ж человек был какой страшный, не дай господи! Росту большого, глаза черные, и душа у него темная из глаз глядела, потому что всю жизнь этот человек в лесу один жил: медведь ему, люди говорили, все равно, что брат, а волк - племянник. Всякого зверя он знал и не боялся, а от людей сторонился и не, глядел даже на них... Вот он какой был - ей-богу, правда! Бывало как он на меня глянет, так у меня по спине будто кошка хвостом поведет... Ну, а человек был все-таки добрый, кормил меня, нечего сказать, хорошо: каша, бывало, гречневая всегда у него с салом, а когда утку убьет, так и утка. Что правда, то уже правда, кормил-таки".

Подчеркнутые нами слова Чехов вычеркнул, а против слова "поведет" написал "ла" - настоящее время заменил прошедшим. Рассказ деда, исправленный Чеховым, стал более компактным, "чеховским" - по логической выразительности и стилистической окраске.

Короленко, стараясь придать характерность языку деда-рассказчика, насыщает его речь повторами: "Вот он какой был", "Вот какой человек был, ей-богу", "Вот он какой сердитый", "Вот он как говорит", "Вот он какую загадку загадал", "Вот оно как", "Вот спасибо- пану", "Вот выздоровела Оксана" и т. д. Почти все эти многочисленные рефрены в целом или одно слово "вот" Чехов удалил, оставил только очень ограниченное количество, в тех случаях, когда эти повторы стилистически уместны, оправданы контекстом. В качестве иллюстрации приведем еще одно место из рассказа деда о леснике Романе, который постепенно привыкал к Оксане и даже стал любить ее: "Вот какое дело с Романом вышло. Как пригляделся хорошо к бабе, потом и говорит: "Вот спасибо пану, добру меня научил. Да и я ж-таки неумный был человек: сколько канчуков принял, а оно, как теперь вижу, ничего и дурного нет. Еще даже хорошо. Вот оно что!" Здесь Чехов вычеркнул только одно "вот".

Когда обращаешь внимание на злоупотребления повторами в рассказе Короленко, то по ассоциации вспоминается отношение Белинского к стилю молодого Достоевского. Характеризуя "Двойник", Белинский писал: "Если что можно счесть в "Двойнике" растянутостью, так это частое и, местами, вовсе ненужное повторение одних и тех же фраз, как например: "Дожил я до беды, дожил я вот таким-то образом до беды,.. Эка беда ведь какая!.. Эха ведь беда одолела какая!" Напечатанные курсивом фразы совершенно лишние, а таких фраз в романе найдется довольно". (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч. Т. IX. 1955, стр. 565.)