Пикировщики сбросили бомбы. Рядом где-то завыла сирена, раздались истошные крики: «Алярм! Люфтге-фар!»*.

* Тревога! Воздушная опасность! (нем.)

Я не верил во всякого рода везения, но такой шанс, пусть даже с немалой долей риска, мог только присниться.

Часовой бросился в сторону щели, но поняв, наверное, что покинул пост, спохватился, возвратился и начал кружить около погреба.

По моему сигналу Ситников и Аверьянов оглушили немца с таким расчетом, чтобы он ничего уже не помнил.

— А теперь, командир, пора Парашеньке замуж выходить,— подмигнул мне Аверьянов и так двинул ногой дверь, что она чуть не сорвалась с петель.

Я бросил в проем гранату и прижался спиной к внешней стенке. Как только прогремел взрыв, ворвались в погреб. Оказалось, это не какое-то хранилище для квашеной капусты и картофеля, а большой блиндаж, обшитый досками. В глубине — стол, сбоку на тумбе несколько телефонов в кожаных чехлах. На стенах — какие-то схемы, инструкции и... девицы в одеянии Евы.

Но что за чертовщина? В блиндаже — никого.

Аверьянов финкой перерезал телефонные провода, ударил автоматом по рации, стал быстро собирать на столе еще «тепленькие» топокарты, густо испещренные линиями и стрелами, книжку с кодами радиосигналов, блокнот. Я нагнулся, подымая офицерскую сумку, блокноты, и увидел под столом... двух немцев. Офицер — по плетеному погону я определил майора — тихо стонал, зажимая рану на шее руками. Из-под пальцев хлестала кровь. Другой — ефрейтор — ползал по полу, что-то искал, повторяя: «Майне брилле...»*.

* Мои очки... (нем.)

Я пошарил под топчаном, оббитым клеенкой, нашел очки, водрузил их ефрейтору на нос, потрогал безжизненную уже руку майора и приказал заканчивать «визит».

Самолеты улетели, а артиллерия продолжала крушить все вокруг.

Мы дали сигнал группе прикрытия, а сами побежали вместе с немцем к дыре в проволочном заграждении, нырнули в густой бурьян.

Алешин быстро «обмундировал» ефрейтора в запасной комбинезон, повесил ему на плечо автомат — разумеется, с пустым магазином — и многозначительно приложил палец к губам: мол, если вздумаешь пикнуть, церемониться не станем...

Группа строем последовала за мной.

У разведчика есть золотое правило: никогда не возвращаться прежней дорогой, вот мы и пошли другим маршрутом.

Лишь теперь я хорошо рассмотрел немца. Ефрейтору было лет под сорок. Костистое лицо, большие, с желтизной уши. За стеклами очков беспокойно бегали глаза, похожие на оловянные пуговицы.

Мы ему объяснили, что к чему, проинструктировали, как вести себя при встрече с «земляками». Пленный должен ругаться и настырно доказывать, что его «фрау» самая красивая, самая добрая, самая хозяйственная женщина во всей Германии.

При упоминании о жене у ефрейтора повлажнели глаза, он громко высморкался и согласно кивнул головой.

Кругом все было спокойно, но на дежурный расчет пулеметчиков мы все-таки наскочили. Алешин незаметно толкнул немца в спину, и тот начал выкладывать все достоинства своей благоверной.

Один из пулеметчиков попросил закурить, стал вылазить из блиндажа, но я небрежно бросил ему пачку сигарет и строго приказал своим:

— Форвертс! *

* Вперед! (нем.)

Попетляв изрядно среди лощин, кустарников и воронок, мы, наконец, нашли глухое место, расположились отдохнуть и малость подкрепиться. Алешин быстренько соорудил нечто среднее между обедом и ужином, пленному также выделили пайку, хотели дать глоток водки, но передумали. Еще невзначай затянет «Блондес Кетхен»...

Проверили оружие, боеприпасы, подготовились к переходу через линию фронта.

Уже начало смеркаться. Надвигались тучи, стал накрапывать мелкий дождь. Передний край по мере приближения темноты все больше и больше оживлялся: стрекотали дежурные пулеметы, изредка взвивались ракеты.

По моему сигналу все дружно поползли.

У первой траншеи остановились, внимательно прислушались. Хотелось как можно быстрее преодолеть траншею, выйти на нейтральную полосу. Там легче, там знакомы каждая воронка, кустик, бугорок, лощинка, промоина.

На всякий случай приготовили гранаты. Но в траншее тихо: немцы спрятались от дождя, только мельтешат справа и слева короткие очереди.

Траншею переходили с особой осторожностью. Впереди я, Ситников и Аверьянов с пленным, остальные прикрывали. Затем дали возможность переползти Алешину с автоматчиками...

Облегченно вздохнули, лишь когда услышали голоса своих. Петя Алешин бросился ко мне:

— Все, командир, окончен бал!..

— Какой я тебе командир? В данный момент мотострелковый взводный...