Шрифт:
Так и продолжали ковылять на голом диске.
По мере приближения к своему переднему краю все легче становилось на сердце. Все — мы дома! Но оказалось, что «ура» кричать рано: слева, где проходило выкошенное поле люцерны, из лесополосы ударила пушка. Снаряд просвистел над головой, второй продырявил воздух вдоль левого борта.
— «Сорокапятка»,— сразу определил Алешин.— Теперь свои из этого пистолета на колесах бацнут — и конец...
Злость всех захлестнула — выбрались из таких передряг, и тут на тебе — свои же отправят на тот свет!
— Ты лучше поищи полотенце или снимай кальсоны, не разглагольствуй, — набросился я на Алешина.
— А у меня еще с зимы маскхалат остался.
Он растолкал немцев, вытянул сверток.
Орлов медленно вел бронетранспортер прямо на лесополосу, мы размахивали старым маскхалатом, кричали, чтобы не стреляли. У лесополосы остановились, на всякий случай приготовили оружие. Как из-под земли, появилось несколько кавалеристов в шароварах с красными лампасами. Недружелюбные, колючие взгляды.
Я спрыгнул на землю, стал перед казаками.
— Свои мы, ребята, разведчики.
— Сейчас проверим... Во как по-русски выучились, гады. А ну сдавай оружие, а там посмотрим, что вы за утки-кряквы,— сверлил меня глазами старшина с пушистыми усами.
— Да чего с ними гутарить, Кузьмич, — кипятился низкорослый крепыш в сдвинутой набекрень кубанке. — Порубаем — и точка. Пополнение будет в «штабе Духонина».
— А документы, фриц, у тебя есть? — старшина посмотрел на мою фуражку и хмыкнул.
— Документов нет.
— Во-во,— дернул из ножен шашку крепыш.— Что же это вам Гитлер и пашпорта не дал?..
Позади него что-то зашелестело, фыркнула лошадь. Из кустов вышел еще один кавалерист — худощавый, горбоносый брюнет.
Старшина повернулся, приложил руку к кубанке:
— Товарищ капитан! Гости вот к нам забрели. Брешут, что наши, а сами без документов...
— Документы есть, — осенило меня вдруг.— Разрешите предъявить, товарищ капитан. Покажи, Багаев!
Николай открыл заднюю дверцу бронетранспортера, вытащил за шиворот одного из пленных, подтолкнул к нам.
— Вот документ! Как видите, не фальшивый.
Немец — помятый, с кляпом во рту — испуганно замычал при виде лихих казаков. Капитан (он оказался из полковой разведки) обошел пленного вокруг, щелкнул ременной нагайкой по хромовому голенищу.
— Документ убедительный. Вы кто по званию?— обратился он ко мне.— Часть, командир?
— Младший лейтенант Каневский. От генерала Свиридова.
— Карпа Васильевича хорошо знаем. Дают его гвардейцы фрицам и в хвост, и в гриву. Ну что ж, разведчик, жми к своим. А нам ночью в рейд...
Когда садился в бронетранспортер, подошел тот казак, который грозился нас «порубать».
— Извините, товарищ младший лейтенант. Неувязочка вышла. Осечка...
— Ладно, счастливой дороги и крепких подков. Встретимся после войны, погутарим...
Встретимся ли?
Когда в бригаде узнали о нашем возвращении, да еще с «уловом», полковник Барладян сразу же вызвал в штаб, позвонил командиру корпуса. Тот приказал немедленно доставить пленных, подготовить на нас наградные листы.
Затем трубку передали мне. Комкор выслушал короткий доклад, после паузы спросил:
— Головой ручаешься, что в квадрате двести четыре битые танки?
— Да они только и годятся, что на переплавку, товарищ генерал!
— Хорошо, отдыхай...
Позже мы узнали: капитан, захваченный нами вместе со свитой, оказался командиром батальона. А направлялся он на доклад в рощу, где размещался штаб одной из частей 17-й пехотной дивизии. Гитлеровцы, шедшие в колонне на передовую, немало удивились бы, узнав, что их командир проезжал рядом в бронетранспортере с кляпом во рту...
...«Миус-фронт» трещал по всем швам. Гитлеровцы, не успевая латать бреши, сосредоточивали силы на отдельных участках, пытались нас контратаковать, но попытки оказались тщетными.
Письмо это так и не дошло до адресата. В нем старший ефрейтор Франц Комперивольте сообщал жене: «Сейчас здесь проходят жаркие бои. Ты, видимо, уже слышала в сводке о Миусском фронте. Можно сказать, что речь идет о том — быть или не быть...»
Не быть! Неукротимый вал нашего наступления катился по многострадальной донецкой земле.