— Мина! — выдохнул.

Да, это прибило к причалу одну из мин, которые немцы ставили на случай появления наших военных судов. На сей раз пронесло... Но у меня между лопатками — будто изморозь выступила.

Выбрались из-под дощатого причала, нашли выгодное место для наблюдения. Теперь весь мост был как на ладони, рядом.

А у переправы творилось невообразимое: подъезжали штабные машины, повозки, подскакивали мотоциклисты... Крики, ругань, свист. Кто-то истошно орал: «Хальт ден рохен! Марширен, думмес фи!»*.

* Заткни глотку! Марш, скотина! (нем.)

Немецкие солдаты сцепились с румынами. Представители «высшей расы» бросились на союзников с кулаками, отстаивая свое право первыми драпать к Одессе.

Пробка постепенно рассасывалась, а те, кому не удалось улизнуть, отхлынули назад — по набережной ударили наши пулеметы. Гитлеровцы ответили не менее плотным огнем. Потом на отлогом берегу фонтаны земли подняли вражеские мины. Мы хорошо видели, как первые ряды наступающих залегли, остальные попятились назад.

— Где же наши самоварники, едят их мухи! — стукнул кулаком об землю Алешин.

Его словно услышали на расстоянии минометчики, точно накрыли цели, затем перенесли огонь чуть ниже по вражеским автоматчикам, засевшим у подхода к мосту. А на нем уже задвигались какие-то серые фигуры. Видимо, саперы готовили переправу к взрыву.

Я выхватил пулемет у Ермолаева, полоснул очередями по минерам. Те бросились в укрытие...

— Наши! Наши! — поднялся во весь рост Аверьянов и подбросил шапку вверх.

Прямо на нас бежали — я сразу их узнал — разведчики капитана Субботина. С ними — несколько незнакомых бойцов.

— Вы кто, братцы? — спросил тяжело дышавших пехотинцев.

— Из гвардейского полка Свиридова!

Мы недоуменно переглянулись.

— Что пялите глаза? У вас командир корпуса Свиридов, а у нас комполка с такой же фамилией...

Гитлеровцы отбивались с удвоенной яростью. Они уже знали — мост им не проскочить и он вот-вот взлетит на воздух.

Наступила критическая минута. Возникло опасение, что пока артиллеристы будут «щупать» позиции противника, саперы успеют подорвать мост. Те уже переползали на безопасный для них конец сооружения.

Теперь мы действовали вместе с разведчиками Субботина. Комбат принял решение — стремительной атакой смять заслон у моста. По его сигналу ринулись в атаку. Минеры, угодив под перекрестный огонь, бросились бежать, кидая шнуры, зажигательные трубки. Метались по деревянному настилу, сигали через перила в реку... Те, кто засел у переправы, поняли, что положение безвыходное, поперли на мост.

Мост удалось захватить целым. И хотя через него кое-кому из немцев удалось улизнуть, основные силы вражеского гарнизона оказались в критическом положении. И здесь мы здорово накостыляли злосчастным «мстителям», да и румынам порядком досталось.

Над городом взвился красный флаг. Своим освобождением Николаев обязан и нам, гвардейцам генерала Свиридова. В оперативной сводке 28-й армии от 29 марта 1944 года говорилось: «...2-й гвардейский механизированный корпус в ночь на 27 марта передовыми частями ворвался на юго-восточную окраину города, в течение суток вел упорные уличные бои; на следующий день во взаимодействии с 10-м гвардейским стрелковым корпусом, преодолев огромное сопротивление врага, его инженерные заграждения, в 1 час ночи ворвался в город. 4-я и 5-я гвардейские механизированные бригады достигли рощи юго-западнее Варваровской переправы, а 6-я гвардейская механизированная бригада вышла к вокзалу» *.

* ЦАМО СССР. Ф. 382. Оп. 8465. Д. 114. Л. 243.

Николаев. Когда началась война, мне пришлось в нем пробыть ровно сутки. Но даже за это короткое время я не мог не влюбиться в этот своеобразный южный город с его улицами, прямоту которых подчеркивали пирамидальные тополя и акации, аккуратные домики под черепицей, малахитовый отблеск бугской воды...

А что увидел теперь? Все вокруг разорено, обезображено. Многие постройки разрушены, под ногами крошево из битого стекла. Даже в самом центре города надолбы, траншеи, мотки колючей проволоки...

Ходить и ездить следовало с опаской — многие дома, мостовые, тротуары, скверы противник заминировал.

Саперы майора Фомина осматривали каждый дом, прилегающую территорию, слушали миноискателями землю. Иногда останавливались, клали свое «оружие», приседали на корточки, медленно и осторожно разгребали грунт руками, извлекали из ямок круглые лепешки мин...

Позже на улицах появились местные жители. Они разбирали развалины, очищали улицы, сбивали указатели — стрелки, круги, квадраты, всю оккупационную бутафорию, определявшую режим городской жизни.