Рационально-генетическая парадигма, напротив, ориентирована на перманентный проблемный анализ возникающей ситуации с фокусированием на проблемно интерпретируемую обратную связь. За все приходится платить. Эта парадигма, выигрывая в содержательности, в проблемном подходе, зачастую проигрывает в целенаправленности, в возможности формирования консолидированной цели модернизации, в создании предпосылок для последовательной реализации выработанных задач.

Если телеологические парадигмы, как правило, связаны с авторитарными или тоталитарными политическими моделями, то генетические, напротив, – с демократическими системами. Плюрализм позиций серьезно затрудняет как их консолидацию при выработке целей, так и мобилизацию при их осуществлении. Кроме того, необходимость сохранять электоральную поддержку зачастую приводит к отказу от модернизационных проектов, чреватых ухудшением (пусть даже временным) социального положения целевого электората инициаторов реформ. Демократические системы в принципе трудно ориентировать на долгосрочные модернизационные проекты.

Модернизация «снизу» хороша в качестве лозунга, но требует крайне серьезных и многообразных предпосылок. Здесь, наряду с системой рациональных, разнообразных социально распределенных субъектов модернизации, включая сюда и государство, необходима еще и система рациональных акторов этой модернизации.

Однако, при всех проблемах реализации рационально-генетической модели, ее отличает одно, но крайне ценное преимущество. При сохранении в ее рамках каналов социальной рефлексии, способности своевременно вскрывать возникающие проблемы такая модель модернизации не доводит до глубинного кризиса, способного напрочь взорвать модернизационный процесс.

Дело рационально-генетической модернизации, как говорится, трудное, но отнюдь не невозможное.

Трансформационный анализ социального функционирования целого ряда стран «обобщенного Запада» показывает как преимущества, так и недостатки рационально-генетической модели. В частности, следует обратить внимание на взаимосвязь конкурентной демократии и проблемного подхода. Политический процесс, связанный с представлением спектра разнообразных интересов, по большей части носит проблемный характер.

Можно заключить здесь наше обсуждение тем, что выбор парадигмы зависит как от настоятельности вызовов истории, так и от тех темпов модернизации, которые диктуются этими вызовами, от масштаба издержек, на которые общество готово идти ради ответа на них. Важным фактором выбора парадигмы является также и характер социальной мобилизации, который в большой мере определяет способ соотнесения предстоящих издержек и выгод. Очевидно, что идеологические парадигмы, переводящие соответствующие оценки в метафизическое пространство, обладают значительным преимуществом при вхождении в модернизационные проекты, но одновременно связаны с большими рисками их провала.

Априорные оценки предстоящих жертв почти всегда кардинально расходятся с постериорным подведением исторических итогов. Но именно поэтому при анализе модернизационных проектов так важно видеть те вызовы, на которые они реально отвечали. Например, следует учитывать, что советская модернизация 30-х годов осуществлялась перед лицом остро ощущаемой угрозы иностранной интервенции. В результате такого самоощущения широких слоев общества и сверхмобилизационных устремлений власти эта модернизация велась методами военного времени. Такое понимание позволяет иначе оценивать те издержки, на которые было готово идти и шло на деле советское общество. Но это вовсе не означает согласия с подобными методами в других исторических условиях.

§ 4. Российская модель модернизации

Выше мы уже отмечали, что успех сопутствует тем проектам, которые в полной мере учитывают специфику собственного странового развития. Соответственно выявление особенностей развития нашей страны абсолютно необходимо для реалистичного отечественного проекта модернизации. Видимо, не без влияния подобного рода соображений в последние годы возрос интерес к выявлению особенностей российской модели развития.

Поиски специфики

Фокусом нашего рассмотрения является не просто выявление специфики развития России, но включение ее в типологию парадигм модернизации.

В силу смены доминирующих идеологических пристрастий в нашей стране существенно возросло влияние макросоциальных, социокультурных подходов в противовес раннее властвовавшему экономическому детерминизму. Это действительно возвращение к большой отечественной традиции. В основе острой дискуссии, участниками которой были западники, славянофилы, а позднее и народники, лежали различия во взглядах относительно того, насколько реформы XVIII–XIX веков соответствовали российской идентичности; имели ли они позитивные или, напротив, негативные последствия; как эти преобразования воздействовали на социокультурный фундамент развития России.

Справедливости ради следует отметить, что такая дискуссия продолжалась и в послереволюционные годы, не только в эмигрантской среде (прежде всего Николай Бердяев и Георгий Федотов), но и в отечественном андеграунде (Александр Ахиезер)[37].

Во многом эти обстоятельства обусловили сегодняшнее преобладание социокультурного подхода, остроту дискуссий о роли российской культуры в судьбе отечественных преобразований. В новых обстоятельствах возродились и неозападники, исследовавшие причины отклонения развития нашей страны от магистрали «нормального», то есть западного развития, ищущие пути возврата на эту магистраль; и неославянофилы, отстаивающие принципиальную непригодность западных моделей для плодотворного развития России.