Маколи хорошо знал поселок, но он пока не хотел разбирать свое хозяйство и готовить ночлег. Во время поездки он все размышлял над работой в лагере, недоумевая, почему О'Харе трудно отыскать повара. Малдун этого не знал, но слышал, что О'Хара мечется по Милли, по его выражению, как навозная муха. Маколи решил сначала прозондировать почву.

Они вошли в трактир, который содержал грек, и устроились за перегородкой. Пострел села напротив отца, положив себе на колени непонятное, состоящее из трех частей животное. Ели они молча, с жадностью. Пострел пыталась накормить кусочком хлеба и своего подопечного.

–  Почему ты не ешь, Губи?
– рассердилась она. Маколи оторвал глаза от тарелки.

–  Что ты сказала?

–  Когда?
– удивилась девочка.

–  Только что. Как зовут эту штуковину?

–  Губи, - робко ответила она.

–  Губи?
– удивленно переспросил он.
– Губи?

–  Да. Так его зовут.

–  Откуда ты это взяла?

–  Не знаю, - ответила она.
– Ниоткуда. Просто он Губи, вот и все. Правда, Губи?

И она ласково потерлась щекой о шкуру животного. Маколи не знал, почему это Губи, но ее любовь к игрушке и счастливое выражение ее лица вызвали в нем странное чувство: как будто его обвели вокруг пальца. Он подумал, что давно следовало подарить ей что-нибудь, вроде этой игрушки, и удивился, почему такая мысль не пришла ему в голову раньше. Он даже испытывал нечто похожее на ревность к человеку, который оказался более сообразительным, чем он.

Когда молодой грек в белой куртке подошел забрать пустые тарелки, Маколи спросил напрямик:

–  Кто здесь у вас О'Хара?

–  О'Хара? А, это аукционер и вроде подрядчик.

–  Он предложил мне работу, - сказал Маколи.
– Поваром в лагере для стригалей.

Молодой человек бросил на него быстрый внимательный взгляд, словно не мог понять, шутит Маколи или говорит всерьез.

–  И ты отказался?
– спросил он.

–  Согласился.

Грек провел рукой по прилизанным волосам и усмехнулся.

–  Смелый ты, видать, человек.

–  Почему?

–  Да так, - пожал плечами грек.
– Люди там, знаешь, не из лучших. Драки, скандалы. Каждую субботу они приезжают сюда, в город, и напиваются вдрызг. Держатся нахально, нарываются на ссору.

Маколи холодно посмотрел на него. Те, кого этот чернявый с одутловатым лицом и дряблыми мышцами грек считал головорезами, в глазах Маколи вовсе не обязательно были шайкой разбойников.

–  И это все, что ты знаешь?
– спросил он.

–  А разве мало?
– белозубо осклабился грек.

Маколи положил на стол деньги и поднял свэг.

–  Никогда никого и ничего не бойся, - сказал он.
– Страх только на руку противнику.

Грек смотрел им вслед, и на его лице отражалась усиленная работа мысли: он раздумывал над сказанным.

Выйдя из трактира, Маколи огляделся. Улица была пустынна, только горедо несколько одиноких фонарей. Он двинулся по улице и вскоре остановился у дверей биллиардной, где окутанные синим дымом игроки гоняли шары на залитых ярким светом и затянутых зеленым сукном столах, а зрители чинно восседали вдоль стен.

–  Закурить не найдется, приятель?
– донесся голос из темноты.

Маколи повернулся. От стены дома отделился и приблизился к ним человек. Сначала были видны только белки глаз. Потом Маколи разглядел долговязую фигуру в лохмотьях. На аборигене была нахлобученная на лоб шляпа с полями и заново вшитой фетровой тульей и башмаки без шнурков, разбитые до такой степени, что виднелся мизинец.

–  Найдется. Бери.

Он смотрел, как длинные пальцы свертывают самокрутку величиной с добрую сигару. Он знал почему. Таким образом абориген разживется табаком на три самокрутки. После нескольких затяжек, когда Маколи будет уже далеко, абориген распотрошит сигарету и отложит про запас лишний табак, из которого, когда понадобится, свернет самокрутку тонкую, как спичка.

–  Возьми уж заодно и бумажки, - предложил Маколи, давая аборигену понять, что раскусил его.

–  Спасибо, приятель, - просто ответил туземец.

–  Послушай, - вдруг небрежно бросил Маколи, - что там такое с поварами в лагере у стригалей?

–  Ты туда идешь?

Маколи уловил настороженный интерес в голосе туземца.

–  Я новый повар, - ответил он.

–  Вот уж куда бы я ни за что не пошел, - туземец энергично сплюнул.
– Бандиты они все там. Плохие люди.

–  Сколько поваров у них уже сменилось?

–  Трое, нет, четверо. Привередничают, никак им не угодишь. Четыре повара сбежали от них.

–  Сами уходили?

–  Нет. Первых двух уволил хозяин. Люди были недовольны, говорили: не еда, а помои, у них, мол, от нее понос. Чушь, конечно, выдумки. Господи, да я готов есть, что дадут, а они все крутят носом: подавай им самое лучшее.

–  А другие два?

–  Джимми Эббот продержался неделю. А потом высказал им все, что о них думает. Дал им жару. Заявил, что не собирается им прислуживать, что за двадцать долларов в неделю он будет в Сиднее готовить для людей, а не для таких козлов, как они. А второй парень - забыл, как его звали, - тот просто в одно прекрасное утро снял свой фартук и сказал, что уходит. Он пробыл у них недели две. И знаешь, что главное?