В Коломне нагнал их офицер и отобрал у старого князя и его сына, бывшего камергера, «кавалерию» – ордена

Андрея Первозванного. По дороге к Пензе начались меж Долгоруковыми раздоры. Невестку они невзлюбили, сразу же отделили Ивана и Наталью от своего кошта, и даже палатку на ночь ставили им где-нибудь обочь, не на самом удобном месте. Обоз их то и дело плутал, и ночевать чаще всего приходилось то в лесу, то в поле. Через три недели доехали они до села Селище, под Касимовым, которое тоже принадлежало их семье. Не успели Долгоруковы передохнуть, как в тот же день нагнали их солдаты и велели, не мешкая, менять путь и отправляться в Сибирь. Под строгим караулом, не объявляя пункта назначения, семью погрузили на струг, и по Оке и Каме через месяц доставили в Соликамск, а потом погнали пешком через Уральские горы. Местность была совершенно пустынна, и спать приходилось под открытым небом. В Тюмени их снова погрузили на судно – на сей раз это была старая, дырявая расшива, – и повезли по Иртышу на север. Через месяц плавания расшива причалила к острову между реками Сосьвой и Вогулкой, на котором в землянках и курных избах – маленьких, кособоких, грязных – жили дотоле невиданные ими люди: они ездили на собаках, ели сырую рыбу и носили на голом теле одежду из невыделанных оленьих кож. И изб таких были сотни, а людей поболее тысячи, да церковь, да острог. Это был печально знаменитый Березов, где умер Меншиков и где теперь предстояло жить и Долгоруковым.

Долгоруковых заперли в острог, и от всего пережитого в пути и увиденного в Березове старый князь через неделю умер, и лишь только успели его схоронить, как следом за ним умерла его жена.

Наталья Борисовна, бывшая уже на сносях, тихо плакала, Иван пребывал в постоянной печали, а Екатерина неистовствовала, срывая досаду и зло на мягкосердечной и безответной Наталье Борисовне.

Со временем положение ссыльных чуть улучшилось – их стали выпускать из острога, а воинский начальник, майор Петров, и местный воевода Бобровский иной раз приглашали в гости. Когда же у Натальи родился сын Михаил, то Петров даже стал его крестным отцом. Все было бы более или менее благополучно, если бы Иван Алексеевич не подружился с отставным моряком-пьяницей

Овцыным, который стал волочиться за бывшей царской невестой, а князь Иван пустился в загул и во хмелю стал говорить своему новому другу бог весть что. Он рассказывал об оргиях Елизаветы, о ее связи с Шубиным, утверждал, что и он сам тоже был любовником цесаревны. Слухи об этих пьяных сплетнях поползли по Березову, и вскоре отозвались доносом в Петербурге. На первых порах велено было всех Долгоруковых вновь запереть в острог и в город более не выпускать. Но вслед за первым доносом пошел второй, после чего Ивана Алексеевича отделили от семьи и посадили в землянку, под замок.

В мае 1738 года в Березове появился капитан Ушаков – родственник начальника Тайной канцелярии, но под чужой фамилией, и, разумеется, не в мундире. Он перезнакомился со всеми и особенно сошелся с «разрушенной невестой», которая и наговорила ему такого, что брата ее схватили и отправили в Тобольск. «Отняли у меня жизнь мою, беспримерного моего милостивого отца и мужа, с кем я хотела свой век окончить и в тюрьме была ему товарищ; эта черная изба, в которой я с ним жила, казалась мне веселее царских палат… Что я делала? Кричала, билась, волосы на себе драла; кто ни попадет, встречу всем валюсь в ноги, прошу со слезами: „Помилуйте, когда вы христиане, дайте только взглянуть на него и проститься“. Но не было милосердного человека, никто не утеснил меня и словом, а только взяли меня и посадили в темницу. А там через два месяца родился у меня и второй сын – Митенька», – так писала Наталья Борисовна.

В Тобольске Ушаков и прокурор полевых войск Василий Иванович Суворов, отец будущего великого полководца, пытками довели князя Ивана до того, что он сошел с ума. Из Тобольска его увезли в Шлиссельбург, где уже сидели в казематах пять его двоюродных братьев и дядьев Долгоруковых. Ивана приговорили к колесованию, а трех родных братьев его покойного отца – Василия, Сергея и Ивана – к отсечению головы. На казнь их всех увезли в Новгород. Когда Ивану ломали руки и ноги, он читал молитву, чуть вздрагивая при каждом новом переломе. А двух братьев Ивана – Александра и Николая – ободрали кнутом, отрезали обоим языки и заточили в вологодском остроге. Еще одного брата – Александра – сослали на Камчатку. Екатерину же отправили в Томский женский монастырь, где она жила в одной келье с монашками-нищенками, питавшимися подаянием.

А Наталья Борисовна подала Анне Иоанновне прошение. Она просила, если муж ее жив, то позволить ей быть с ним, даже если он в тюрьме, а если мертв, то отпустить ее в монастырь. Императрица разрешила, и Наталья Борисовна, неся на руках младшего – Митеньку, больного и слабого, – пошла с восьмилетним Мишенькой из Березова в Москву. Они вышли в дорогу 17 июня 1740 года и ровно через четыре месяца, 17 октября, пришли в Москву. Они не знали, что именно в этот самый день в Петербурге умерла их гонительница, злой гений их семьи – Анна Иоанновна…

Чтобы закончить эту историю, скажем, что Наталья Борисовна окончила дни свои в одном из киевских женских монастырей. Там-то она и написала свои «Памятные записки», закончив их так: «Надеюсь, что всякая христианская душа обрадуется моей смерти, подумав: она перестала плакать».

Братья герцога Бирона – Карл и Густав

Следом за фаворитом вскоре приехали в Россию и два его брата – старший и младший.

Старший брат Бирона, Карл, еще в ранней молодости поступил на русскую службу, но вскоре попал в плен к шведам. Карл бежал из плена и, вступив в польскую армию, дослужился до подполковника. Как только Анна Иоан-новна стала императрицей, Карл приехал в Москву, был удостоен чина генерал-аншефа и должности военного коменданта Москвы. Однако образцом дисциплины комендант не был: из-за постоянных драк в пьяном виде Карл Бирон получил так много ран и увечий, что стал инвалидом, и вследствие этого оказался неспособным к службе.

Младший брат герцога, Густав Бирон, приехал в Россию, как и старший его брат Карл, тоже из Польши и тоже из военной службы. Он появился при дворе Анны Иоанновны одновременно с Карлом. Сначала Густаву был дан чин майора гвардии, а потом, очень скоро, и генерал-аншефа. Он не отличался ни умом, ни храбростью, и если бы не знаменитый брат, то о нем не осталось бы ни следов, ни памяти. Крушение фаворита повлекло за собой арест и отправление в ссылку обоих его братьев, которые и потом разделяли участь Эрнста Иоганна. Но об этом дальше.