– Ходют и ходют тут, потом пол грязный, – проворчала старушка, подошла ко мне и быстро проверила рукой сначала лоб, затем глаза, потом заставила открыть рот. Я безропотно все выполнил, косясь при этом на пол – гости и правда его сильно извазюкали. «Какой вообще месяц-то на дворе? – пришла в голову мысль. – Должно быть, конец навета, не иначе».

– Ну, слава Единому, я думала помрет хлопчик, – вздохнула она, присаживаясь рядом, и, отбросив одеяло, стала осматривать перевязку. – Нюська, бегом сюда! – снова гаркнула она так, что у меня заложило уши.

В комнату вбежала уже знакомая мне рыжая девчушка.

– Воды и свежую материю на перевязку, – не глядя сказала бабуся, и девочка мигом убежала. – Молодежь пошла, хуже некуда, – начала она разматывать мои бинты, смачивая водой те места, которые засохли от крови, – все бегают, дерутся, нет бы дома сидеть, поле пахать, за домом ухаживать да детей растить.

– Ай! – вскрикнул я, когда она сдернула последний бинт, не отставший от раны.

– Не вопи, чай, не девка красная. – Она осуждающе посмотрела на меня.

– Так больно же, – проворчал я, не собираясь мириться с самоуправством лекарши.

– Терпи, – жестко отрезала она, достала из принесенной сумки глиняный горшок и вынула из него деревянную пробку.

По комнате сразу же пополз отвратительный, не сравнимый ни с чем запах.

– Что за дрянь!

Меня всего перекосило, когда старушка стала доставать мазь и смазывать мои раны.

– Он еще и недоволен, – едва не всплеснула она руками, запачканными в зловонной жиже. – Я тут тружусь вторую неделю, а ему мазь моя не нравится. Счас все брошу и уйду, сам будешь мазаться.

– Доволен я всем! – Я стал дышать в рубаху, чтобы не задохнуться. – Только мазь вонючая.

Старушка осуждающе посмотрела на меня и всю оставшуюся работу делала молча, также молча она собралась и ушла. «Блин, даже имени ее не узнал», – понял я, когда недовольная моим поведением старушенция скрылась. Поскольку на завтра у меня были назначены приемы, остаток дня я решил поспать и встал только ночью, чтобы справить нужду.

Шли дни, мне становилось все лучше, раны затягивались и не были такого ужасного вида, как раньше, с каждым днем я вставал и двигался все больше. Через две недели я совсем окреп, и Рон забрал меня на тренировки.

– Посмотрим, чему тебя там научили кочевники, – вытащил он меня из дома, хотя я усиленно сопротивлялся.

Правда, едва переступив порог, он сразу же отпустил меня, чтобы моего позора не видели остальные. Тренировки не получилось, поскольку резко двигаться мне было еще рано. Сполоснувшись, я решил сделать обход владений. Захватив с собой Рона, я пошел в сторону карьера и лесопилок.

– Хорошо, что снега тут нет, – вздохнул Рон, поправляя пояс. – Мне здесь больше нравится. Нет ни суеты, ни толчеи, все спокойно и размеренно. К тому же и погода нормальная.

Я поднял лицо к небу, хмурые тучи лениво ползли, а солнца практически не было видно. Если бы я не знал, что сейчас конец зимы, никогда бы не догадался по погоде. Сейчас было максимум десять градусов тепла.

– Скоро весна, – задумчиво ответил я, – можно будет сеять.

– Угу, и точно жди в гости кочевников, – поддакнул Рон.

– Саботажи продолжаются? – спросил я, подумав о недавнем рассказе старейшин.

– Только участились, – зло сплюнул нубиец. – Я в этом стаде «коров» следов не могу найти, затопчут все, что было.

– Завтра же займусь расследованием.

Я съежился, когда ветер подул сильнее.

Когда мы с нубийцем налюбовались нашими полями, кузнями и прочим хозяйством, а ноги у меня стали гудеть и подкашиваться, я повернул к дому. Небо уже темнело.

– Смотри – голубь! – внезапно удивленно произнес Рон, показав пальцем на точку в небе.

– Ну и что? – не понял я. – И что такого?

Рон дал мне легкий подзатыльник и произнес:

– Голуби не живут здесь, а это значит только одно…

Он выразительно посмотрел на меня.

– У нас есть стукач, – вздохнул я.

– Думаю, даже не один, – успокоил меня нубиец. – Заняться тебе нужно этим, пока не началось чего похуже саботажа.

– Завтра же, – твердо произнес я, – сегодня просто нет сил.

– Ладно, я пойду. – Рон проводил меня до двери. – Нужно еще проведать своих подопечных.

Я вошел в темное помещение и, сняв с пояса сумочку с кремнем и кресалом, стал поджигать кусочек ткани, который выполнял тут роль трута. «Блин, прислугу надо завести, а то как бомж какой-то, – скривился я, поджигая от ткани лучину. – Масляные лампы и те не в каждом доме, нужно с этим разбираться». Я снова скривился, вопросов, с которыми не нужно было разбираться, у меня просто не было.