— Я думаю, сегодня в лавке — яблочный рулет с корицей, — говорит сеньора Варэзи. — А это, несомненно, Штраус! Это его венские вальсы — лёгкие, романтичные. Они напоминают мне о балах, о роскошных платьях, изящных туфельках, о рождественских подарках и детских грёзах. Мускатная нотка в тесте — словно пёрышко на шляпе.

— Я не могу поверить, Франка, что всё это вы находите в кондитерской лавке! — сеньора Таволино завидует и от этого злится. — И что такого особенного в этом Штраусе?

— Если бы вы бывали в кондитерской лавке, Карла, вы бы заметили надпись слева от входа: "Кто хочет стать настоящим музыкантом, тот должен уметь сочинять музыку даже к меню", — сеньора Варэзи поднимает пальчик. — Это Штраус сказал!

Зайцы дружно кивают головами.

— Что сегодня дают в кондитерской лавке? — как бы между прочим, спрашивает сеньора Таволино.

— О, сегодня — ваниль и какао! — улыбается сеньора Варэзи, — Светлое и тёмное, радостное и грустное… Мороженое в тонком хрустящей стаканчике. Нежные бисквиты с сахарной пудрой. Какие сочетания! Это Верди, бесспорно! Аида и Радамес, любовь и ревность, фараоны и пленники. А какие арфы, какие литавры! Скрипки в начале, скрипки в конце… «Прощай, земля»…

Сеньора Варэзи всплакнула.

— А вчера, представляете, было луковое печенье, — вдруг улыбается она. — Карла, как пахнет английский перец в тесте! Это симфоническая поэма Листа! Его аллегро деревянных духовых, задумчивая виолончель, тревожные валторны в предчувствии бури, героический марш трубы. И как апофеоз — перезвон колоколов в финале!

«Франка Варэзи тронулась! Определённо!» — думает сеньора Таволино, но вслух говорит:

— Отчего бы мне не пойти завтра с вами, дорогая?

— И нам отчего бы! И нам! — радуются зайцы.

— Ах, Массимо, утром в кондитерской лавке были гречневые пряники! — говорит сеньора Варэзи. — О, пряники — это Шуберт! Его «Прекрасная мельничиха»… Вы помните, мой дорогой? Там ещё был Мельник, который разговаривал с ручьём!

Сеньор Варэзи сегодня снится ей в сером льняном костюме и широкополой соломенной шляпе.

— С трудом, Франка, с трудом, — вздыхает он и присаживается на край кровати. — Но я прекрасно помню шоколадное печенье!

— Завтра Карла идёт со мной в кондитерскую, — говорит сеньора Варэзи. — Я так волнуюсь, что ей может там не понравится.

Сеньор Массимо целует жену в щёку.

— Глупенькая моя Франка, — говорит он, — придумайте Карлу так, чтобы ей понравилось. К тому же, она всегда может рассчитывать на чашечку капучино.

— Вот за что я вас люблю, Массимо, так это за то, что вы самый умный и находчивый! — говорит сеньора Варэзи и немедленно просыпается.

— А я говорю вам, что марципаны — это Шопен! — сеньора Таволино приплясывает перед зеркалом, — Это его фортепианные миниатюры! Ах, эти мазурки, полонезы… эти танцующие нотки…

— Марципаны — это «Карнавал» Шумана! — возражает ей сеньора Варэзи. — Разве вы не слышите, Карла, этот капризный прихотливый ритм, эту небрежную изящность?

— Хорошо, а что вы скажете про розовый зефир? — Карла откидывает локон и вызывающе смотрит на сеньору Варэзи.

Та на минутку задумывается и говорит:

— Это просто! Это Моцарт!

— Да, менуэты, — неохотно соглашается Карла, — но завтра мы ещё посмотрим, кто прав!

«Я сойду с ума, — думает Миччола, свернувшись в кресле. — Теперь я точно сойду с ума!»

Но вслух говорит:

— Сеньоры, надеюсь, вы не забыли купить бедной кошке немного бекона?

— Кстати, Франка, — оживляется сеньора Таволино, — а бекон — это, по-вашему, что?

Обе надолго задумываются.

Садовые мыши сидят на краю клумбы и прислушиваются к разговорам на веранде.

— Странные они тут, — говорит одна мышь.

— Нормальные, — отвечает вторая.

— Нет, не нормальные! — настаивает первая.

Вторая мышь пожимает плечами.

— Не знаю, как ты, — говорит первая, — а я отказываюсь это понимать!

— Что именно?

— Почему при таком тонком вкусе и такой любви к кондитерским изделиям они неизменно покупают одно шоколадное печенье?..

Из окна показывается Миччола.

— Ещё не хватало, чтобы они тащили в дом весь симфонический оркестр! — говорит она.