Другое дело — зеленый склон холма, обращенный к деревьям. Как-то само собой отменилось требование не ходить по газонам. Трава новой эпохи оказалась куда более прочной, нежели была при коммунистах: орды любителей посидеть и полежать поближе к природе, среди кустов и древесных стволов, не сумели ей повредить.

В то лето в парк зачастили проповедники, но особенное воспоминание оставила компания, состоявшая из двух молодых людей и трех девушек. Они подошли к делу основательно и даже заглушили караоке, доносившееся из кафе «Грот». Можно было с интересом наблюдать за тем, как они раскладывают свои приспособления: динамики, огромный аккумулятор, шнуры. Чувствовалось, что приготовлено нечто совершенно особенное, предназначенное сдвинуть с мертвой точки здешние упорствующие души.

Желающих внять проповеди собралось некоторое количество — большую их часть, впрочем, составили те, кто попросту не двинулся с изначально облюбованного места. Как тюлени на морском берегу, возлежали и отчасти сидели самые разные люди, и объединяла их только летняя расслабленность, усугубляемая близостью влажной, горячей от солнца травы.

Здесь были и молодые родители с ползающим на четвереньках чадом, и несколько практически бездомных, чумазых господчиков, культурно отдыхающих вокруг пакета с дешевым вином, и пяток одиноких, задумчивых девушек с книгами и тетрадками, а также две клубящиеся стайки молодых людей обоего пола. Ну и разные прохожие — как пишет поэт, «совсем как я или ты».

Вот перед ними-то и разворачивалось действо. Поначалу стоило не столько слушать, сколько смотреть на лица проповедников, гладкие и улыбающиеся, как у куклы Барби. Первыми заподозрили в них близость к целлулоиду бомжеватые личности: они сблизились головами над винным пакетом и, после мимолетного ознакомления с новым зрелищем, которое предлагал им парк, вернулись к прерванному было разговору.

Стайки молодых людей, напротив, обрадовались. Они привыкли к тому, что их постоянно развлекают, и, оставшись на несколько часов без радио и телевизора, вдруг слегка заскучали.

Молодые родители сказали: «Почему бы и нет?» Им было лень перетаскивать куда-то в другое место ползающее чадо, одеяло и разбросанные повсюду игрушки.

Одинокие девицы поначалу досадливо поморщились, но затем отложили книги и восприняли новшество в своем окружении как некий материал для осмысления.

Микрофон испустил несколько дьявольских воплей, как бы отчаянно, в последний миг перед погибелью, призывая ко всеобщему вниманию. Казалось, что началась прямая трансляция из ада. Она, впрочем, тотчас оборвалась, и молодой человек в легком, недурно пошитом пиджаке, заговорил с широкой улыбкой:

— Мы будем рассказывать о том, как Иисус спасает нас! Сперва перед нами выступит наш брат, его зовут Камилло, он приехал из Америки, где с ним произошло чудо и он повстречал Иисуса, и теперь Камилло повсюду ездит и рассказывает об этом, и вот теперь Камилло приехал к нам.

Раздались вялые хлопки. Ах это «равнодушие северной публики», которое смутило еще Импровизатора из «Египетских ночей»… Верно все подметил Пушкин. Трудно вдохновить на овации обитателей Александровского парка. Нужно очень-очень постараться.

Впрочем, следует отдать должное проповедникам: они старались. Очень-очень.

«Забавно, — размышляла одна из одиноких девиц, — почему у них, даже у прирожденных русских, всегда в речи чувствуется легкий акцент?»

Тем временем к микрофону приблизился Камилло, угрюмый парень, заросший густым черным волосом. Несмотря на жару, на нем были клетчатая фланелевая рубашка, плотные джинсы и тяжелые ботинки. Джинсы являли миру могучие ягодицы, рубаха обтягивала широченные плечи. Глаза Камилло яростно сверкали из-под челки.

Он заговорил на испорченном языке Гарсиа Лорки, и многие слова были знакомы, например — «мачете». Выпалив абзац, Камилло останавливался и метал в первого проповедника гневный взор. Улыбающийся юноша в пиджаке переводил.

— Я был наркоманом. Я был бандитом! — говорил Камилло. — Меня злил наш падре. Я пришел к нему и ударил его. А он сказал: «Иисус любит тебя». Я не мог спать. Я закрывал глаза и слышал эти слова. Я ходил по городу и слышал эти слова. «Иисус любит тебя». Меня — такого ужасного!

Тут он оскалился, чтобы до всех в парке дошло, насколько он ужасен.

— Симпатичный чел, — сказала сама себе одинокая девица. И уставилась на Камилло сквозь очки.

— Это кого Иисус, интересно, любит — этого откормленного иностранца? — недоверчиво проговорил молодой папаша. — Ну-ну…

— Иисус всех любит, — строгим тоном заметила молодая мамаша.

На это молодой папаша сказал:

— А я-то как тебя люблю… — И поцеловал ее.

Камилло, раскаявшийся разбойник, продолжал свое отрывистое повествование с рефреном «Иисус любит тебя». Он поведал о том, как привел к падре всю свою банду.