Шрифт:
— Сколько раз с вами воровал поэт?
— Он не воровал, — ответил Чита и сразу же понял, что уже начал помимо своей воли говорить. Он понял, что проговорился, он попался! Они взяли его врасплох этим вопросом, потому что он боялся только Сударя, а этого паренька он не думал бояться, он забыл о нем, как только попал в руки того, который затащил его в парадное.
— А касса? Он же с вами был в кассе, — быстро сказал Костенко.
Чита устало вытянул руки и потер пальцами колени. Он почувствовал, что пальцы перестали дрожать.
— Нет, — сказал он тихо, — там мы были вдвоем. Он просто шел сзади. Мы даже не поняли, как он за нами вошел. Он был пьяный. А про милиционера я ничего не знаю. И вообще больше ничего не было.
— Снова врешь, — жестко возразил Костенко, — мы уже вызвали людей из скупки и из домовой лавки. Ты заметный, они тебя сразу узнают. Шрам, да парень ты видный, хоть и очки нацепил для конспирации.
— Где вы должны были встретиться с Сударем? — повторил Росляков. — Давайте, давайте, нечего уж…
«Сударь все равно будет молчать. Он им ничего не скажет. Пусть сами берут, — быстро думал Чита. — Этого я им не скажу. А про то они все равно знают».
— Мы с ним не уговаривались о встрече, честное слово.
— К-какое? — удивился Садчиков.
— Честное слово, — повторил Чита. — Я уехал от него — и все.
«Мне никак нельзя говорить. Тогда будет два новых дела. Он должен грабить этих чертовых скрипачей. А я ничего не знаю. От всего откажусь. Меня первого взяли, мне и вера…»
— З-значит, поэт с вами не воровал?
— Нет.
— И в-вы с ним не говорили о том, что собираетесь брать кассу?
— Нет. Мы потом жалели, что он за нами увязался.
— На м-минуточку, С-слава, — позвал Садчиков Костенко, и они вышли из комнаты. Садчиков отошел к скамейке, сел, достал сигареты и улыбнулся.
— Я, знаешь, за Леньку рад, — сказал он, — он теперь у н-нас просто как свидетель пойдет. Давай писать протокол, и сразу ч-чтобы этот вопрос особо отметить, это для Леньки спасение…
— А как быть с Сударем?
— Он з-знает, где у них назначена встреча.
— Думаешь?
— У-убежден.
— Ну, извини…
— Да н-нет, ничего, — улыбнулся Садчиков. — Теперь т-так: про Сударя пока ни слова. Пройдет полчаса, он пообвыкнет, и тогда повторим в-вопрос еще раз, как считаешь?
— Хорошо. Пошли.
Виктора убили
Когда распили половину бутылки, Прохор попросил:
— Вить, а Вить, ты сходил бы, из машины бензинчика мне отсосал — пятно замыть.
— Какое пятно?
— Веранду я красил. Масляное. Вот, на коленке — видишь?
— Потом принесу.
— Нет, Вить, сейчас. А то вонять будет. Чего те стоит-та?
— Въедливый ты старикан. Давай разливай по последней…
— А ты пока сходи, ладно, Вить? Я во всем опрятность люблю.
— Ладно.
Виктор пошел к машине. Прохор достал из внутреннего кармана длинное шило, завернутое в тряпочку, развернул его и положил в свой старенький портфель, потом подошел к окну и внимательно следил за тем, будет ли Виктор останавливаться и разговаривать с кем-либо. Нет. Налил в пузырек из карбюратора бензина, пошел к подъезду. Ах, сволочь, с кем же ты остановился, а?
А Витька встретил Алика из соседнего подъезда.
— Здорово, — сказал Алик.
— Привет.
— Ну, как дела?
— Ничего. Сегодня за Любкой еду. А ты как?
— Тоже ничего. Продули мы позавчера «Химику».
— Эх вы, тюри…
— Сегодня в Тарасовке на загородном филиале стадиона со вторым «Спартаком» играем. В семь часов. Хочешь, приезжай.
— Я за Любкой еду.
— Игра будет — класс! Чего ты бензин несешь?
— Да приятелю, пятно отмыть на штанах, — сказал Витька и кивнул головой на свое окно.
Алик поднял голову и увидел Прохора. Прохор отпрянул от окна.
— Ну, пока, — сказал Алик.
— Пока. Ни пуха ни пера.
— Иди к черту…
— Вить, а Вить, с кем ты лясы свои натачивал?
— Приятель один.
— А я что, носорог? Меня зачем ему в окно показывал?
— Да я тебя и не показывал вовсе.
— А чего ж он глазел?