— Ты за Суд-даря можешь поручиться?

— Да, да, только вы меня так не пугайте…

— Поехали, — сказал Садчиков.

— Куда? — побледнел Чита. — Куда вы меня увозите? Должен быть суд! Куда вы меня хотите увезти?! Скажите, куда?!

— Да т-ты истеричка, оказывается, — сказал Садчиков. — Вставай!

— Хорошо, х-хорошо, — быстро ответил Чита, — с-сейчас.

— Снов-ва дразнишься? — рассердился Садчиков. — С-смотри у меня!

— Я не дразнюсь.

Встать он не мог, потому что ослабли ноги.

«Труп. Какой труп? Почему они говорят про труп? Может быть, я труп? Ой! Убьют! Они везут меня убивать…»

— Я не поеду! — вдруг тонко завопил он. — Никуда не поеду!

Костенко запер протокол в сейф, шагнул к двери и сказал:

— Поедешь.

Первыми в комнату вошли Садчиков и Костенко. Чита в Росляков стояли в коридоре вместе с понятыми.

Садчиков увидел обгорелый труп, желтые пятки и ослепительно белые зубы на обугленном лице.

— Ч-что? — спросил Садчиков эксперта.

Тот сказал:

— Сейчас пошли копаться в мусоропроводе. Он был открыт, мусоропровод. Мне кажется, здесь убийство. С симуляцией несчастного случая.

— Почему вы так думаете? — спросил Костенко. — Напился до чертиков и сгорел.

— Нет. Ваши люди обыскали его машину, там путевой лист, он помечен тремя часами. А сгорел он в четыре. За час трудно напиться до такого состояния.

— Г-где наши люди?

— Они ходят по квартирам, ищут возможных свидетелей.

Садчиков обернулся к Костенко и сказал:

— Веди Читу.

Чита вошел, увидел обгорелый труп Виктора и привалился к косяку, чтобы не упасть. Потом он почувствовал тошноту и закрыл глаза. Все в нем похолодело, оборвалось, завертелось что-то в голове, и зубы сцепились в дрожи.

— Ну, — сказал Садчиков, — ваша р-работа?

Чита помотал головой. Говорить он не мог.

— Алиби представишь?

— Да, — прошептал Чита.

— За себя?

— Да.

— А за Сударя? Ты же за обоих в-все время говорил. Ну, где он? Или это в-ваша общая работа?

— Нет.

«Зверь, — подумал Чита. — Это он. Это только он один мог сделать. И со мной тоже. С кем угодно. Зверь…»

— Скорее, — сказал Чита, — только скорее езжайте. Или на Грохольском, у профессора Гальяновского, или у скрипача, в Кисловском. Скорее. Только скорее.

— Когда у вас б-было в-все д-договорено?

— А сколько сейчас?

— Шесть.

— На пять. Мы условились на пять.

— Что ж-же ты молчал, с-сволочь?! — тихо сказал Садчиков. — Слава, Валя, — по адресам!

— А люди?

— Не успеете дождаться. Я в-вызову л-людей туда, прямо на места по телефону. Скорей, р-ребята, к-как можно скорей!

Друзья звали скрипача странным именем Кока. Никто не знал, откуда это имя к нему пришло. И сам скрипач не знал этого, хотя пытался докопаться до самой сути — он был человеком аналитического склада ума и во всяком явлении силился распознать закономерность.

— Кока, — сказал администратор Арон Маркович, — и все-таки вам придется поехать в Томск.

— Боже мой, но ведь у меня уже почти начался отпуск!

— Тем не менее.

Кока сел в кресло и, закурив, принялся насвистывать песенку. Арон Маркович кружился вокруг него и пытался даже подсвистывать, хотя слухом его бог обидел.

— Когда брать билет, Кока?

— Я никуда не поеду.

— Это не объяснение для филармонии.

— У меня болят ноги.

— Для них это тоже не объяснение.

— Для «них» — это значит для вас, Арончик.

— Для меня! Какое я имею отношение к тем бандитам, какое?

— Непосредственное. Вы у них служите.

— Я нигде не служу. Я работаю.

— Помните у Ильфа и Петрова: «Я это сделал не в интересах правды, а в интересах истины»?

— Ах, Кока, перестаньте!

— Арон, хотите, я вам расскажу новый анекдот?

— Вы с ума сошли! — замахал руками администратор. Он еще со старых времен боялся анекдотов. — Какой еще анекдот? Я не знаю никаких анекдотов и знать не хочу! Когда вы летите — вот что я хочу знать.