Нет, не всю.

Вот уже летит к нам галактика, пока что одна галактика, но со временем их будет больше. Их будет много, очень много — целая вселенная…

А пока что вселенная от нас убегает, старая вселенная от нас убегает, а летит к нам одна галактика…

Синяя галактика, наша Синяя птица…

Земли спутник Луна.

У Солнца спутник Земля и другие планеты.

У Галактики нашей спутник — Магеллановы Облака. Далекие облака. Высокие облака. Звездные облака, неизменный спутник нашей Гаактики.

И летит наша Галактика по бесконечной вселенной, пути ее не видно конца.

Над пропастью — не видно конца.

Над бездной — не видно конца.

Может быть, он где-то есть, этот конец, но его не видно.

И кажется, что его нет. И верится, что его нет.

И стелется, стелется путь перед нашей Галактикой… Потому что спутник нашей Галактики — облака. Высокие облака. Далекие облака.

Масштаб — это тот аршин, которым малое измеряет великое, чтобы постигнуть его во всем его объеме.

Я так окружен водой… Меня даже можно назвать полуостровом… Но если вам все равно, зовите меня полуконтинентом…

Былинка полюбила Солнце…

Конечно, на взаимность ей трудно было рассчитывать: у Солнца столько всего на земле, что где ему заметить маленькую неказистую Былинку! Да и хороша пара: Былинка — и Солнце!

Но Былинка думала, что пара была б хороша, и тянулась к Солнцу изо всех сил. Она так упорно к нему тянулась, что вытянулась в высокую, стройную Акацию.

Красивая Акация, чудесная Акация — кто узнает в ней теперь прежнюю Былинку! Вот что делает с нами любовь, даже неразделенная…

Остановилась Лужица посреди дороги и ждет, чтоб на нее обратили внимание.

Прежде всего ее, конечно, нанесут на карту. Лужица будет выглядеть на карте неплохо — у нее такие ровные берега! Вот здесь, на этом берегу, наверно, построят санаторий. На том берегу — порт или еще что-нибудь. Да, кстати, почему в нее никто не впадает?

Размечталась Лужица — и это понятно: каждому хочется найти себя в жизни. Но теперь Лужица себя не найдет: она так воспарила в мечтах, что на земле от нее только сухое место осталось.

Лучи сыплются на Землю, как снег, но совсем иначе ее согревают.

Снег напяливал на нее шубу, кутал Землю, советовал беречься, строго соблюдать постельный режим. Что поделаешь, видно, он, Снег, имел на это право…

Лучи скользят по воздуху, почти не смея коснуться Земли. У них нет теплых шуб, у них нет мудрых советов. Им остается согревать Землю только своей нежностью…

Сильный ветер — сильное стремление. Поэтому не ругайте бурю.

Самая свирепая, самая холодная буря — это стремление к теплу. Очень, очень сильное стремление к теплу.

Чем грознее и холодней буря, тем сильнее ее стремление к теплу.

Дорога взбирается на перевал и замирает, пораженная сказочным зрелищем. Перед ней высокий, гордый Утес с остроконечной вершиной.

— Если б взобраться на этот Утес! — вздыхает Дорога. — Можно б дальше никуда не идти. Да и куда идти, если целый мир под ногами?

Она лежит в мягкой траве, которую расстелил для нее перевал, в тени кустов, которые он для нее вырастил, и смотрит на голые острые камни.

— Если б взобраться на этот Утес… Но у него, наверно, своя дорога…

Неприступный утес. Издали он красиво выглядит. Но нет у него никаких дорог. Дорогам нравится лежать в мягкой траве и тайком вздыхать об утесах.

Прибежала Тропинка к Дороге и остановилась в восхищении.

— Теть, а, теть, откуда ты такая большая?

— Обыкновенно, — нехотя объяснила Дорога. — Была малой, вроде тебя, а потом выросла.

— Вот бы мне вырасти! — вздохнула Тропинка.

— А чего тут хорошего? Каждый на тебе ездит, каждый топчет — вот и вся радость.

— Нет, не вся, — сказала Тропинка. — Пока я маленькая, меня далеко не пускают, а тогда бы я… ух, как далеко ушла!