– Уже ушел, он видел, как ты мне брови красила, - в этом ответе Най почувствовала озабоченность своего возлюбленного.

– Миленький, ну, не надо, - Най стала пальчиком разглаживать морщинку на лбу Крысеныша.

– Все будет хорошо, - охранник крепко обнял девушку. Они повалились в траву. Синее небо превращало эту полянку для двоих в самое лучшее место в этом мире.

Смех Най услышал Лаврентио, ему четко вспомнились счастливые дни, проведенные с Анной. Лаврентио остановился, чтобы сорвать большой красный цветок для своей Джу.

На дороге стояла Анна, которая, увидев улыбающегося Лаврентио, резко развернулась.

– Любимый!
– над дорогой прозвучал зов Джу.

Лаврентио повернулся на голос. Анна вздрогнула и ускорила шаг.

– Это мне?
– Джу была уже рядом. Она взяла в руки цветок.

Лаврентио остро понял, что он с Джу такой же влюбленный, как и Най с охранником. Лишить дочь такого счастья, несмотря на любые соображения ее матери, Лаврентио не мог. Солнечная мелодия в голове Лаврентио стала всепоглощающей.

В отличие о счастливых влюбленных, которые сосредоточены друг на друге, некоторым приходится думать о работе. Сентенус с пятнадцати лет работал на государство. Даже дед считал его частично посредственной личностью, похожей на своего отца и сына Язона. Язон пребывал в святой уверенности, что внук работает в разведке рядовым сотрудником. На самом деле Сентенус был первым заместителем руководителя разведки Эвари. Его начальник печально выслушал объявленный указ о новой миссии самого талантливого и удачливого ученика.

Главрик IX считал Сентенуса прекрасным молодым человеком, который отлично танцует. Сентенус строго контролировал появление своего имени в отчетах, которые направлялись королю. Сам Сентенус считал себя в безопасности потому, что придумал столь отличное прикрытие, а также верил в обещание Главрика IX о передаче короны кому-нибудь более достойному.

Сидя в маленькой темной комнате, Сентенус пытался безобразно напиться. Этим он занимался от всей души, надеясь, что техника самоотрезвления не сработает. В комнату ввалился толстый Шляссер. Привычная вонь от табака ударила в нос Сентенусу.

– Чего жрешь?
– вытягивая шею, грубо спросил Шляссер.

– Мы одни, расслабься, - предложил уже достаточно пьяный Сентенус.

За несколько секунд совершилось изменение. В комнате стоял и грустно глядел на напивающегося и опустившего руки Сентенуса мужчина приятной наружности, не толстый, а в меру упитанный, с проницательными глазами мужчина, также известный в королевстве, как Мортирос.

– Морти, слышал?
– Сентенус приподнялся с явным желанием упасть на грудь любимого начальника и заплакать.

– Стыдись, Сентенус, - Мортирос оценил уровень и количество потребленного спиртного.

– Тебя так подставляли?
– Сентенус уже в голос орал.
– Эти сволочи меня, МЕНЯ, подставили!

– Прекратить, - привычным голосом противного Шляссера гавкнул Мортирос.

– Ты еще на своего короля так поорал бы, - Сентенуса понесло по наклонной.

– Еще и пощечину дам, - нагло ухмыляясь, сообщил Мортирос.

– Что?
– взвился Сентенус.

Мортирос не стал повторять, а влепил пощечину и врезал в живот Сентенусу.

– Прекрати, - слабо сопротивляясь, потребовал свалившийся на пол Сентенус.

– А ты меня останови, - посоветовал Мортирос.
– Сейчас еще и пну пару раз. Тебе и так плохо, будет хоть основание.

Однако угрозу свою руководитель разведки Эвари приводить в исполнение не стал. Он сел на корточки рядом с блюющим на полу Сентенусом.

– Мальчик, вспомни чему тебя учили? Никогда, слышишь НИКОГДА не сдаваться. Мальчик, что же ты так?

Мортирос поднялся, перевоплотился в противного Шляссера, и покинул будущего короля Эвари.

Гораздо позже, приведя себя в боевое состояние, Сентенус обдумывал свое настоящее и будущее.

– Можно?
– прервал это занятие Язон.

Деду было стыдно от поступка своего короля перед внуком, но он ни за что не признался бы в этом. Сентенус взглядом пригласил его войти.

– Надумал что, внучок?
– дедушка осторожно присел на хрупкое кресло, с которым категорически не желал расставаться его внук.

– Надумал, дед, но тебе не понравится, - ответствовал внук.

Любопытство вселилось в старика, который стал тянуть на себя бумаги внука, чтобы их прочитать.