– Извини, Синди... Прости...

Китаец приносит маленькую резиновую куколку в пышном сиреневом платьице, в белых трусиках и туфельках. Глажу ее розовые щечки, все вокруг расплывается и сверкает от нахлынувших слез.

– Синди, милая, что с тобой?

– Я хочу позвонить Ришару.

– Так позвони. У входа есть телефон.

– И что сказать?

– Мой совет вряд ли тебе подойдет.

– Почему?

– Мне не знакомы способы общения двух сумасшедших. Я могу посоветовать что-то очень примитивное. Например, позвонить и назначить встречу.

– Разве проститутки назначают встречи?

– Именно это они и делают. Скажи, что тебе необходимо серьезно поговорить, разговор не телефонный.

– Я боюсь, он узнает, что я не проститутка, и больше не захочет со мной встречаться.

– Почему, Синди?

– Он одержим идеей спасения моей души, если эта идея рухнет, у Ришара не останется поводов для общения со мной.

– Но зачем ему поводы?!

– Ришар – религиозный еврей. Он приехал в Будапешт разрядиться. Отдохнуть от семьи. Приехал туда, где его никто не знает. Это серьезное нарушение заповеди, но в комментариях к Торе оно даже имеет оправдание. Там написано: «Надень черные одежды и иди туда, где тебя никто не знает».

– А почему одежды должны быть черными?

– Потому что в древности в черное облачались те, кто хотел спрятаться от посторонних взглядов.

– Зачем идти туда, где все чужие?

– Чтобы жена не узнала об измене, чтобы не причинить ей боль, не травмировать семью. Ведь семья – святое. Если муж испытывает физическую неудовлетворенность, он может в крайнем случае пойти к проститутке.

– Это тебе все Ришар рассказал?

– – Нет, я знакома с традициями еврейской религиозной семьи не хуже его.

– Хорошо, что это все значит?

– В роли проститутки, которую нужно возвращать на путь истинный, я его устраиваю, тем брлее проститутки, которая является еврейкой, да еще вдобавок потомком древних служителей Храма.

– А в роли обычной незамужней девушки ты его не устраиваешь?

– Нет...

– Синди, по-моему, ты все усложняешь. Давай построим беседу иначе. Я, примитивная реалистка, буду задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать обыкновенными словами, без экскурсов в историю и философию. Только найди все же квитанцию.

– Нашла.

– Читай.

– Эфраим Шапиро. Первый международный Израильский банк. Иерусалим...

– Ситуация облегчается! Он, наверное, живет в двух метрах от тебя.

– Может, в двух километрах... Иерусалим не такой уж маленький город. Невероятно... – растерянно смотрю в квитанцию. – Значит...

– Ты любишь его?

– Да...

– Звони сейчас.

– И что сказать?

– Правду.

– О себе или о нем?

– Что нового ты можешь сказать ему о нем?

– Он лжет себе. Это очень опасно. У него, наверное, пятеро детей... Или больше... Религиозным положено... Нет, Ринат, ничего не выйдет. Лучше остановиться сейчас... Еще не поздно, и все в моих руках.

Достаю розовую салфетку с номером телефона, нажимаю зажигалку, задумчиво смотрю, как тонкий язычок пламени съедает синие цифры, потом буквы его ненастоящего имени.

Ринат, кажется, едва сдерживается, чтобы не вырвать у меня из рук салфетку, но все же сидит неподвижно и, только когда тлеющая бумажка плавно опускается в пепельницу, отчаянно произносит:

– Дура ты, Синди. Он мог бы быть сказочным любовником.

– Для тебя – возможно, только не для меня.

– Да, все в мире распределено по-дурацки!

– Кто знает... Давай выпьем за первую половину нашего туннеля, за дружбу, взаимопонимание. Всего неделю назад ты бы сочла мое поведение идиотским, презирала бы меня за глупость, а сейчас понимаешь, что я просто не могу поступить иначе.

– Понимаю – вряд ли, но чувствую – это так и есть.

– Ну, скажи, как мне тебя развеселить?

– Залезть под стол и прокукарекать пять раз, – предлагает сестра.

– Может, я так прокукарекаю, сидя?

– Иди к черту!..

Складываю руки домиком, подставляю ко рту, кукарекаю на весь ресторан, как настоящий петух. Ринат замирает от смущения и вдруг заливается смехом, а вместе с ней другие посетители ресторана. Будапешт не так давно был социалистическим, а значит, полным запретов, поэтому люди, как и в России, приветствуют что-нибудь неординарное, любой повод почувствовать себя свободными, хотя бы и такой незначительный. Сестра поднимает бокал и громко произносит, обращаясь ко всем сразу, по-моему даже к рыбам в рождественских блестках:

– С наступающим Новым годом!

И люди, как заколдованные, повторяют за ней те же слова, поднимают бокалы с вином, колой, апельсиновым соком, и даже синеглазый малыш протягивает маленькую чашечку с клубничным нектаром.

...Светает... Брат покачивает деревянную лодку. Прозрачная озерная вода шелестит о потемневшие бока. Белые кувшинки беззвучно и плавно раскрывают ладони, жирные комарики устало затихают на мокрых стеблях ряски, робкие лучи солнца неуклюже пронзают головки лютиков, превращают их в желтые фонарики.