Недоброжелатели проводят параллели между Олимпиадой-1936 в Берлине и Олимпиадой-2008 в Пекине. В одном моменте они, несомненно, правы - Олимпиада в Пекине будет использована для демонстрации мощи модернизированного китайского государства и станет очередной точкой опоры для новой сверхдержавы, которая нуждается в международной легимитизации своих успехов.

Поэтому срыв Олимпиады явился бы сильным ударом по престижу Китайской Народной Республики. И не только.

В связи с этим мартовские события в Тибете, где ни с того, ни с сего чуть не случилась очередная воистину оранжевая революция (под цвет одеяний воинственных лам), можно и нужно рассматривать как попытку срыва пекинской Олимпиады. Мы в очередной раз стали свидетелями использования отработанных до мелочей политтехнологий - и в очередной раз убедились, что против суверенных государств, обладающих политической волей, оранжевые технологии бессильны.

А после того, как страсти в Тибете улеглись, и стало ясно, что никаких особенных бонусов противники Китая на этом не заработали, в Поднебесной вспыхнула эпидемия энтеровируса-71.

В настоящее время в Китае зарегистрировано более 27,5 тыс заболевших, уже погибло 39 детей. Продолжается дальнейший рост заболеваемости, который по оптимистическим прогнозам, достигнет наивысшей точки в июне-июле текущего года. При этом мировые информационные агентства старатель- но не обращают внимания на то, что эпидемия вспыхнула практически одновременно в трёх отстоящих друг от друга районах. И понятно почему - в обратном случае, с учётом того факта, что заражению подвержены только дети (странная избирательность вируса, не правда ли?), ведущиё мировые ньюсмейкеры рано или поздно вынуждены были бы озвучить версию о биологической атаке.

Но даже самые ушлые из журналистов в середине мая переключились на другую, еще более "горячую" новость из Китая - небывалое землетрясение.

Кроме информационной "своевременности" катастрофы, удивляет и другой факт - эпицентр землетрясения находится в пяти километрах от так называемого "объекта 820", который, согласно утверждениям многих специалистов, является заводом по производству оружейного плутония. Подобные заводы во всём мире выглядят одинаково - по сути, это просто несколько объединённых общей инфраструктурой "обогатительных" ядерных реакторов, в которых нарабатывается плутоний. Разумеется, подобные предприятия размещаются глубоко под землёй, их очень трудно уничтожить не только обычным, но и ядерным оружием.

Насколько уязвим "объект 820" для землятресений мы не знаем. И, надеюсь, неведение наше продлится ещё долго.

Не знаю, как вам, а мне легче допустить существование некоего геофизического оружия, а также горячих голов, готовых для реализации своих далеко идущих планов использовать его наряду со "старым добрым" биологическим, нежели в очередной раз поверить в "слепую игру сил природы" или же в "бракованную" карму китайского правительства, которую, разумеется, не сама Шарон Стоун придумала.

Хотя по большому счёту, мне возразить очаровательной киноблондинке пока нечего. Время покажет.

–  Как ты можешь жить без этого?
– спрашивал я своего московского товарища.
– Без родного Дона, без этого южного говора, без неподражаемого юмора, без их горячности, без готовности к стычке грудь в грудь, без этой отходчивости и веселой хитрости… А солнце там какое жаркое! И напоенный цветением степной ветер…

Я эгоистически расписывал красоты Дона, где побывал по родственным делам, и не замечал, что укорял человека беспричинно, бередил рану. Он и сам, наверное, каждый весенний день в этой политичной, холодной, жесткой Москве спрашивал себя: как можно тут жить, когда там в эти майские дни пир горой, люди "по Дону гуляют"? В городах и станицах улицы полны веселья, откровенного размашистого восторга. Жизнь кипит именно на улицах, где ни одного мента не видать, и никакого беспредела при этом. Потому что там народ жив, и его много, и он сыт "от пуза", а пьян в меру. И вековые стихии движут им, а не указы мэра.

В сравнении с Ростовом, Таганрогом, Сальском, Москва - пустынна и враждебна: полигон, где каждый угол пристрелян и держится на мушке бдительных чинуш. Уличной жизни в Москве нет. Это город на осадном положении. Город власти, защищающей самое себя. И народная жизнь здесь - помеха.

А в Ростове, в Южном парке, только заполдень, а уже пир горой, и молодые русские парни танцуют лезгинку. А народ за столиками бескрайнего шалмана орёт и бьёт в ладони, и сам пускается в пляс.

Лезгинка в славянском исполнении - торжество победителей, поцелуй братской любви к Кавказу.

Таксист, явно не славянской наружности, объясняет, что "в Ростове национализма нет". И потом добавляет: "А обезьян мы быстро выперли". "Обезьянами", оказывается, здесь называют вал кавказцев 90-х годов. И коренные ростовские армяне, чеченцы, азербайджанцы, грузины считали их чужаками, боролись с ними покруче, чем все вместе взятые московские бледнолицые дэпэнэишники. Но в то же время - "национализма у нас нет". А нация, получается, есть. Хотя тут намешано кровей - от печенегов до половцев. Но все - кулаком в грудь - русские! Казачество отсюда. Газыри, кинжалы, папахи, и над всем этим опять же - лезгинка.