— Пойдем-ка на лавку, а лучше поднимемся ко мне в комнату, там и поговорим.

— Не… в помещение ты меня не заманишь. Здесь я юрк в картошку и был таков, а в четырех стенах вмиг зацапают, опомниться не успеешь. Пошли лучше за стол под яблоньку, твому корешу для восстановления душевного равновесия, срочно требуется принять граммов эдак двести — двести пятьдесят. Я тут прихватил с собой. Надеюсь, и ты не откажешься пропустить глоток — другой за встречу, так сказать, и вообще…

Через пару минут приятели сидели за столиком под яблонями. Туз извлек из бездонных закромов своей мешковатой куртки литровую бутылку «горной росы» — превосходного виски, «изготовленного, — как гласила надпись на этикетке, — по старинным рецептам горного народа». В дополнение к выпивке предусмотрительный гном поставил на стол пару стеклянных стаканов и бумажный пакет с бутербродами.

— Без закуси не могу, — пояснил гость, — не в той кондиции — после третьей оно, конечно, само в глотку польется, а покамест… короче, организьм так устроен.

— Это хорошо, что ты пожрать прихватил, — встрепенулся Зенон. — А то я тут в ожидании твоего прихода с голодухи маюсь. Мне много не наливай — чуть-чуть на донышке за компанию.

В полном соответствии с пожеланиями товарища, гном плеснул юноше примерно на палец черной в ярком лунном свете жидкости, а себе накатил почти полный стакан. Заметив укоризненный взгляд Зенона, Туз кисло усмехнулся и невразумительно пробормотал:

— Осуждаешь?.. И правильно осуждаешь. Но если б тебе довелось пережить то, что пережил я, может быть, ты и сам начал бы глотать горькую литрами. — И, схватив со стола стакан, торжественно провозгласил: — Ну, Зен, за встречу!

Гном и человек чокнулись, опорожнили стаканы и, взяв из пакета по бутерброду с колбасой, дружно заработали челюстями.

Зажевав выпитое двумя бутербродами, Зенон почувствовал себя значительно комфортнее. От предложения гнома повторить он благоразумно отказался, что вовсе не помешало гостю в гордом одиночестве принять на грудь еще полстакана «горной росы».

— Вот теперь мне значительно лучше. — Положив на стол недоеденный бутерброд, гном откинулся на спинку скамейки. — И вообще, паря, в твоем присутствии бедняге Тузу почему-то завсегда спокойнее.

— А не пойти ли мне в личные телохранители, а по совместительству психотерапевты к одному излишне нервному гному? — усмехнулся юноша.

— Издеваисся? — Ничуть не обиделся разомлевший Туз. Лишь укоризненно покачал головой. — Ну, ну… издевайся над бедным несчастным гномом. А когда весь город окажется в лапах безликих, поздно будет издеваться и подсмеиваться над корешами, которые первыми безвинно пострадали от страхолюдов безобразных. Представь себе, Зен, меня до сих пор колотит как с великого бодуна лишь от одного воспоминания о том, что вчерась случилось на хазе у бельмастой Ганны…

Не доведя мысль до конца, Туз захлюпал носом и расплакался горько навзрыд, как плачут по безвременно усопшему близкому существу.

— Ты это, того, Туз, кончай, — успокаивающе забормотал Зенон, признаться, ему не часто доводилось становиться свидетелем столь откровенного выражения чувств. — Лучше поведай, что случилось на хазе у этой самой бельмастой Ганны?

Поток слез прекратился также неожиданно, как и начался. У Зенона по этому поводу даже мелькнула мысль: а не пытается ли бородатый приятель попросту его развести для какой-то известной лишь его гномьей заднице цели. Туз придвинулся к столу, накатил в стакан на два пальца и единым махом влил в себя очередную порцию крепчайшего пойла. После чего смачно крякнул и, взглянув на юношу слегка осоловелыми глазками, начал:

— Ну так вот, Зен, выдался, значица, у меня вчера фартовый денек, на хазу я заявился с приличным хабаром. Как водится, накупил по этому случаю корешам бухла, марухам — гостинцев, отстегнул на общак полагающийся процент… Короче, часам к семи сели за стол отмечать удачу. Народишку разного вместе с девками набралось рыл около тридцати, среди них корефанов моих с полдюжины, а прочие: ни пришей ни пристебай — так халявщики всякие. Часика через три я был хотя и в кондиции, но головы не потерял и мыслил тверезо. Поэтому когда в дом неожиданно вломились, не растерялся — шмыг за печку, там небольшой схрон для товара оборудован. На мое счастье тряпья и прочей ерунды там не оказалось, иначе, Зенон, сгинул бы твой кореш Туз и на евоной одинокой могилке никогда не обронила бы слезы безутешная вдова…

— Эй, Туз, не увлекайся, — вынужден был вмешаться Зенон, — душу будешь изливать соседям по камере, после того, как мои коллеги прихватят тебя с поличным. Меня твои душещипательные стенания не волнуют. К тому же, насколько мне известно, вору твоей квалификации категорически запрещается иметь семью.

— Грубый ты, не чуткий, — обиженно проворчал гном, но тон беседы все-таки поменял на более деловой. — Короче говоря, сижу я за печкой, трясусь мелкой дрожью. В светлице шум, гам, суета несусветная. Кореша орут благим матом как резаные, мол, беспредел и все такое. Поначалу я также подумал, что твои коллеги вознамерились шмон учинить, но, малость успокоившись, решил через потайное окошко понаблюдать за происходящим. Отодвинул потихоньку заслонку и обомлел: в комнате народищу понабилось и все с автоматами, да ружьями, воры и девки, уткнувшись мордами в пол, валяются. Кто матерится отчаянно, кто уже успокоился. То, что вооруженные парни были не из полиции, я сообразил сразу, поскольку одеты кто во что горазд: ни униформы, ни лыжных шапочек с прорезями для глаз и рта, ни бронежилетов, короче, чисто доблестные представители сил местной самообороны эпохи Конфликта у Сайгачьего, в те времена, говорят, даже пацанам ракетометы выдавали — опасались прорыва ханьских танков…

— Давай по теме, Туз, — сделал гному замечание Зенон. — Про ханьцев и их танки расскажешь как-нибудь в следующий раз.

— По теме, так по теме, — слегка обиженным тоном проворчал гость. — Итак, лежат мои кореша, глаз поднять не смеют, думают их легавые прищучили. Но я-то в засаде, мне все видать из-за печки. А видать-то, Зен, мне вот чего, — гном постарался изобразить на своей бородатой физиономии самую трагическую мину. — Ты не поверишь, вьюнош… — Туз схватил бутылку со стола и плеснул себе приличную порцию выпивки, затем опрокинул стакан с обжигающей жидкостью в свой рот и, не закусывая, продолжил: — Короче, все они были безликими, ну типа того самого мужика, что хотел выкупить меня из рабства.