Шрифт:
— То есть когда появятся музыканты?
— Ну да.
— А почему?
— Чтобы не осквернять свои чувства виденьем и слышаньем.
— Бог мой! И прекрасные звуки музыки никогда не касаются их ушей?
— Нет, отчего же? Церковные песнопения у нас красивы и музыкальны. А вот дудари, плясуны, гудошники, скоморохи — это всё считается для духовных грехом…
Закончить рассказ Андрею не удалось. Встреченная громкими, восторженными криками, в зал вошла разряженная, сияющая Сюзон с царственным младенцем на руках.
— Виват! Виват! Да здравствует будущий король Филипп Первый! — загремели десятки глоток.
Все кубки взметнулись над головами вставших гостей, ножи приветственно застучали по оловянным тарелкам, а встревоженные собаки залились лаем. Филипп I вздрогнул, сморщился, раскрыл рот и присоединил к общему гаму свой пронзительный вопль.
— Каков голос, а? — гордо сказал король Генрих. — Он сумеет командовать в любом бою!
Филипп, однако, кричал всё громче и громче. Анна, сидевшая рядом с мужем, улыбнулась и, протянув руки, взяла орущего сына из рук Сюзон, а Генрих, обняв их обоих, звучно расцеловал зарумянившиеся щёки жены.
«Как она похорошела!» — думал Андрей, издали улыбаясь подружке своих детских лет. Анна ответила ему лёгким движением руки.
— А что я вам говорил? — услышал Андрей голос подошедшего Жака. — Взгляните, каким счастьем сияет прекрасное лицо королевы. Поверьте мне, она не будет больше грустить!
Прижимая к груди замолчавшего Филиппа и отвечая на приветствия, Анна лукаво поглядывала на друзей, оживлённо шептавшихся на дальнем конце стола. Их близость, видимо, нравилась ей.
— Пора и вам подумать о том, чтобы стать счастливым, Андрэ! — настойчиво продолжал Жак.
— Может быть… — мечтательно ответил Андрей.
— Ну, вот и прекрасно! Выпьем же за счастье, друг мой!
— За счастье, Жак!
Серебряные кубки мелодично звякнули, ударившись друг о друга, и несколько капель вина пролилось на руку Андрея. Он медленно выпил свой кубок до дна, улыбаясь другу и думая про себя, что разные вещи подразумевают они под счастьем. Ах, какие разные!
Не прекрасная Мадлена царила в его мечтах. Не её ласковые взгляды, а золотые купола Софии светили его сердцу…
Русь! Родная, далёкая Русь!
Глава XVIII. ПРОЩАЙ, ФРАНЦИЯ!
«… И я, княже, услыхав о таких бедах его, того скомороха из рук стражников вызволил, памятуя, что ты всегда по справедливости поступаешь и другим так же велишь. А через неделю прибег он ко мне, как дед его помер, и служить попросился. И я взял его слугою. Парень добрый, собой хорош, умён и старателен. Кличут же его Арно. А ещё, княже, да будет тебе ведомо, внук твой на зависть всякому отцу с матерью уродился. Руки-ноги большие, глотка горласта, нрав бойкий, здоровье преотменное, в добрый час сказать, чтоб не сглазить, упаси господи. Лицом хорош, однако ж не в твою породу вышел. Глаза только синие, как у матери да у бабушки, — блаженной памяти княгини Ингигерды. А в прочем — чистый француз…»
— Господин Андрэ, зовёт королева! — доложил вбежавший Арно.
— Хорошо. Скажи — иду.
Убирая в шкатулку недоконченное письмо, Андрей подумал, что бог весть, когда доведётся случай весточку эту князю Ярославу отправить. Годы и годы могут пройти, прежде чем снова забредёт купец или другой кто, на Русь идущий. Неведомо князю даже, что стал он дедушкой будущего короля Франции. Ах, ты, даль, даль проклятая, дороги трудные, опасные, Киев с Парижем разделяющие…
В коридорах дворца навстречу Андрею попалась старая Сюзон. Андрей вежливо раскланялся с ней, будто с важной дамой, — бойкая, умная старуха нравилась ему, и он знал, что она искренне предана Анне.
— Э-э, красавчик, — подмигнула Сюзон, фамильярно хлопнув его по плечу, — скоро будем, говорят, пировать на твоей свадьбе?
«Фу ты, господи, — подумал Андрей, — кажется, весь дворец знает о моих делах куда больше, чем я сам!» Старуха, хитро улыбаясь, явно ждала ответа.
— Полно, матушка Сюзон, — сказал он, — что это тебе вздумалось женить меня? Я ещё молодой, погулять хочу!
— Секретничай, если хочется, — засмеялась Сюзон. — А я что знаю, то знаю. Ну, ступай, королева тебя ждёт, да и мне некогда…
Анну Андрей нашёл около позолоченной, увенчанной короной колыбельки Филиппа. Молодая женщина мерно покачивала уснувшего сына, чуть слышно напевая старинную русскую песенку, которой когда-то и её убаюкивали няньки да мамки. Сияющие глаза королевы с любовью и гордостью смотрели на пухлое, красное личико.
— Тсс… — шепнула она. — Еле-еле угомонился. Такой вояка — не приведи господи! Выйдем отсюда.
В соседнем покое, где толпились придворные дамы и девицы, Анна указала Андрею на стул около камина и, знаком отпустив приближённых, села около него.