Через сотню лет, может быть, в России все перевернется с ног на голову, и придут к власти коммунисты или фашисты. Будет другое время и другие герои. И никто уже вспомнит «героев» криминальных сражений конца двадцатого века. Как не помнят в настоящее время героев братоубийственной гражданской войны, особенно представителей Белой гвардии.

« Моя смерть тоже не за горами», — тоскливо подумал Художник.

Тем более теперь, когда он стал порученцем Тимофея и координатором разбитой группировки. Казбек и Борман мечтают его завалить. И если он хочет остаться в живых, ему их надо опередить.

Как говорил Миша, не дрейф — прорвемся! Не паникуй, Леха! Чего быть, того не миновать! Не надо бояться смерти. Как говорят самураи: «Кто держится за жизнь, тот умирает. А кто не боится смерти, тот живет!» К тому же, по убеждению Рудакова, смерть запрограммирована. На то Божья воля. Кто-то умирает от паленой водки, кто-то поскальзывается и разбивается в ванной, кто-то давится банальным сухариком или косточкой.

Вот, например, его двоюродный брат Аркадий.

Служил в «горячей точке», в Карабахе в составе спецназа ВДВ. Охранял армян, ходил в разведку, воевал. Однажды попал он с одним сослуживцем в плен к азербайджанским боевикам. Сослуживца убили, а Аркадий кинулся с обрыва вниз в кусты и смог убежать. Вслед ему понеслись торопливые выстрелы, но не достали его. Несколько дней он пробирался к своим, и в конце концов вышел на них, голодный, в изодранном камуфляже и весь поцарапанный. А нашел Аркадий смерть на гражданке, в Туве, от ножа аборигена, в банальной драке. Скончался от потери крови. Тувинцы — частники принципиально не останавливались, а городской автобус слишком долго ехал до больницы.

И его, Лешина, смерть придет вовремя. Миг — и тебя нет! А там вечная темнота. Тем более, он ее уже заглянул в эту вечность. И не капельки не было больно, лишь ощущение неземного спокойствия и блаженства. Так что успокойся, Леша. Собери всю свою волю в кулак и в бой!..

— Художник, — вывел его из раздумья Северянин. — Держи стакан. Помянем босса и кентов.

Кот, Хмель, Амбразура, Ворчун и еще три пацана из никоновской группировки в унисон выпили. Закусили.

— Казбек и Борман ответят за это, — мрачно сказал Северянин.

Недавно его выпустили из тюрьмы за недоказанностью преступления. Гарик заряжал кого надо, сколько надо и виртуозно молотил языком на суде. Молодец, адвокат. Отмазал.

— Эти твари дорого заплатят за гибель наших пацанов, — яростно заговорил Северянин. — Сначала Бормана замочим, потом к Казбеку подберемся. Художник, они ищут тебя, хотят прикончить. Так что будь осторожен. На одной хате не ночуй дважды. Меняй явки. А пацаны тебе помогут.

— Я врубился, Юра. Спасибо. Ты наверно знаешь, кто меня прислал и зачем. Так вот, Юрок, наша задача грохнуть этих ублюдков, и вернуть наши территории. Если все будет пушисто, я вернусь в Москву, а ты станешь лидером нашей группировкой. Тимофей за тебя. И братва, я думаю, тоже поддержит твою кандидатуру. Как ты на это смотришь?

— Положительно.

— Тимофей поможет нам с бабками и с оружием. Скоро придут стволы. На всю бригаду. Пусть пацаны по хатам сидят, ждут условного сигнала. Час придет — и мы все быстро соберемся. Покажем этим сукам, где раки зимуют.

Послышался шум моторов. Братки нервно зашевелились. Северянин напрягся. К ним приближались два джипа.

— Атас, Художник! Кажется, к нам гости!

Рука Рудакова потянулась к пистолету. Северянин достал «Вальтер». Остальные извлекли на свет обрезы и помповики.

— Это Шульц и его отморозки. Сейчас мы все здесь ляжем.

— Это мы еще посмотрим.

«Сузуки» и «Ниссан Патрол» резко затормозили около памятников. Стекла внедорожников поехали вниз. Оттуда высунулись стволы АКМ.

— Кранты нам, Художник, не отстрелятся. С голой шашкой на танки? У них — «Калаши» и лимонки, наверно, имеются.

— Кого-то из них мы тоже положим.

Защелкали оружейные затворы. Пальцы застыли на курках. Фитиль ненависти и смерти был зажжен. Еще мгновение и запал вспыхнет! Мозг отдаст приказ указательному пальцу. Боек ударит в капсюль, зазвучит канонада, и полетят косяки перелетных латунных птиц, ища теплые места на теле людей. Начнется кровавая бойня!

«Вот и пришел твой последний час, Леша!» — уныло подумал Рудаков. — «Жалко, что Катю напоследок не увидел…»

Бикфордов шнур все тлел. Лица у всех напряжены, нервы на пределе, зубы судорожно свело страхом и ненавистью.

— У кого очко крепче? — усмехнулся Северянин. — Помирать так с музыкой!

Он стал насвистывать какую-то мелодию.

Шульц не отдавал приказ на поражение живой силы противника. Он взял «рекламную паузу». Художник не выдержал.

— Эй, Шульц, мочить что ли нас собрался?! По беспределу работаешь?! А как же понятия? Воровской кодекс? Ведь сорок дней не прошло. И здесь у нас не толковище, а поминки по нашим пацанам. А завтра-послезавтра можешь завалить меня, если сможешь. А, Шульц? Ведь мы просто так не сдадимся. Кого-то из твоих точняк положим. Ты же не отморозок, Шульц, а человек с понятиями. Пораскинь мозгами, Шульц!..

А в ответ тишина. Развязка близилась.

Но стволы вдруг дружно исчезли. Послышалось гудение автоматики. Тонированные боковые стекла поплыли вверх. Джипы зарычав двигателями, продолжили свой путь. По-оленьи прыгая на песчаных ухабах и раскачиваясь на упругих подвесках.

Напряжение спало.

— Ух, пронесло, — выдохнул облегченно Пакуев. — Покрошили бы нас они в мелкую капусту. А ты, молоток, Художник, развел его по понятиям.

— Ну, сука, Борман! Умоется кровавыми слезами, тварь!