Рэдрик поднялся и, расстегивая ремень, сказал: — Облегчиться не собираешься? Смотри, потом негде будет и некогда…

Он зашел за вагонетку, присел на насыпи и, покряхтывая, смотрел…

И позже убраны слова «справив нужду» и вопрос к Артуру: «Как стул?»

Убрано, что трясина (в Зоне) не только чавкала, но еще и воняла. И подробности: «Черт знает что гнило там в этом месиве, но Рэдрику показалось, что сто тысяч разбитых тухлых яиц, вылитых на кучу из ста тысяч тухлых рыбьих голов и дохлых кошек, не могли бы смердеть так…» И во всех изданиях убрано, что жижа была теплая и липкая, «как гной». Запах, который исходит после от Рэдрика и Артура, напоминал Рэдрику запах от отца, когда он приходил с завода. Здесь тоже много что изменено и «облагорожено»: вместо «воняла» — «издавала нестерпимый запах», вместо «воняло» — «несло» или «пахло».

Тщательно дозируется и выпивка в повести.

Убрано замечание Пильмана: «Должен же в этом мире быть хоть один непьющий…» Убирается то, что он допил рюмку, и убираются его слова «Розалия, еще коньяку!» и позже снова: «Розалия! — гаркнул вдруг он. — Еще коньяку! Большую рюмку!» И опять: «Ричард Нунан, ухмыляясь, потребовал еще рюмку коньяку для лауреата и кружку пива для себя». Соответственно и убраны подробности окончания вечера основательно выпившим Пильманом.

Точно так же с Нунаном, пришедшим к Рэдрику домой. Убирается, что пил он «набрав в грудь воздуху и, зажмурившись, медленно». Убирается его ощущение: «Это было хорошо». Убирается его слова после: «Теперь можно жить». Два раза думает Нунан «напьюсь», но первый раз в журнале это заменяется словами «Надо уходить», а второй разобщается.

И с самим Рэдриком. Убираются его слова: «Я, брат, два года постился, мне, чтоб тебя догнать, цистерну вылакать надо…» Вместо «держа в каждой руке по две бутылки с разными наклейками» — «держа в руке бутылку с цветной наклейкой». Убирается, что Рэдрик «крякнул» после выпитой рюмки. Вместо его слов «Ты как хочешь, Дик, а я тебя сегодня укачаю. И тебя укачаю, и сам укачаюсь…» в журнале идет: «Ты как хочешь, Дик, а я тебя сегодня угощу на славу, право же угощу». И далее вместо слова «гулянка» в этом издании Рэдрик употребляет слово «пир».

Даже на «ожившего покойника», отца Рэдрика, распространяется это правило. Убрана часть реплики Рэдрика о нем: «…ты за него не беспокойся, он своего не упустит…» Убраны слова обращенные к отцу: «Пейте, папаня, пейте, — ласково сказал Рэдрик. — Немножко можно, пейте на здоровье… Ничего, — вполголоса сказал он Нунану, заговорщически подмигивая. — Он до этого стаканчика доберется, будь покоен…» Убрана мелкая, но значимая подробность отношения Рэдрика к отцу: «…Он протянул руку и придвинул бокал поближе к сведенным пальцам, и пальцы вдруг разжались и снова сжались, обхватив бокал за донышко. — Вот так-то оно дело побыстрее пойдет, — сказал Рэдрик». И убрано: «И тут старик, словно кто-то спохватился и дернул за ниточки, одним движением вскинул бокал к открывшемуся рту». Убраны и подробности, которые вспоминал Рэдрик об отце, когда тот приходил с работы: «опустошит четвертинку», «рыгнет».

Убраны из воспоминаний Рэда «какие-то пьяные свирепые хари» в «Боржче» и ощущение Рэдрика от спиртного в Зоне: «…прислушиваясь, как горячая, всеочищающая струя проливается в глотку и растекается по груди, глотнул еще раз…»

Правятся детали. К примеру, убираются психологические рассуждения Нунана о похвале: «Комплекс неполноценности это, вот что. Похвала тешит наши комплексы». Убрано из текста, как ночью Мартышка перекликалась с дедом странными скрипами.

Когда Пильман рассказывает в интервью, как трудно было ему поверить, что в его маленьком городке произошло Посещение, он говорит, что скорее бы поверил в это, будь оно случилось в Восточной Сибири, Уганде, Южной Атлантике (места, поистине малоизученные и загадочные). Но в этом и последующих вариантах Авторам приходится изменять эти места на Гоби и Ньюфаундленд (ну, если Гоби — это еще куда ни шло… Иван Антонович, олгой-хорхой… но при чем тут Ньюфаундленд?). Вероятно, требование изменить географические пункты требовалось из-за упоминания Восточной Сибири.

Тщательно проверяются все заявления персонажей о тех или иных особенностях всего мира. Правила «их» мира (капиталистического) ни в коем случае нельзя распространять на «наш» мир (мир социализма). Поэтому каждая правка как бы отделяет «их» от «нас». «Просто мир такой. Человек такой», — думает Нунан о тщете его усилий остановить сталкерство. В журнале уточняется: «Просто мир У НАС ТУТ такой. И человек В ЭТОМ НАШЕМ МИРЕ такой». Пильман рассуждает: «Мы теперь знаем, что для человечества в целом Посещение прошло в общем бесследно. Для человечества все проходит бесследно». В журнале исправлено «человечества в целом» на «нашей части планеты», а последнее предложение вообще убрано.

В споре Нунана с Пильманом о разуме Нунан замечает: «Да, это про нас». В журнале дополнение: «Да, это про нас: про меня, про таких, как я». Чуть дальше Нунан опять комментирует: «Это уж слишком». В журнале по-другому: «Это не про нас». Поэтому дальше Пильман в журнальном варианте отмечает: «…человек — тот, которого вы имеете в виду, когда говорите «про нас» или «не про нас»…» И далее Пильман рассуждает об инопланетянах: «Откуда они могли знать о существовании военно-промышленных комплексов?» В журнале вставлено «у нас».