Поговорить с Эйприл Полу не удалось, так как тут же в квартиру ввалился угрюмый Филипп. Увидев молодого человека, Нортон несколько оживился.

– Это Пол, знакомый Люсии, – поспешила закрепить в муже зародившуюся надежду Эйприл.

– Очень приятно, вы себе не представляете, как мне приятно, что среди знакомых Люсии есть такие… молодые люди. – Он все еще был суров, хотя это у него всегда плохо получалось.

Несмотря на настроение, оставляющее желать лучшего, Эйприл удалось-таки приготовить отличный ужин. Филипп, выяснив, что Пол тоже музыкант, пришел в полный восторг и затеял длинную и серьезную беседу. Женщины остались в тени, что не очень-то их радовало: Эйприл хотелось познакомиться поближе с новым человеком, а Люсия проклинала себя за то, что не назначила встречу где-нибудь в парке, – она не могла дождаться, когда ужин закончится и можно будет увести Пола в свою комнату. Ход беседы вынуждал ее держать ухо востро: то и дело речь заходила о преемственности, методах обучения или исполнительских школах. Эйприл все это ужасно интриговало, она уже была склонна счесть историю про Маковски конспирацией, как вдруг Филипп произнес давно вертевшийся на языке вопрос:

– У кого вы учитесь, мой молодой коллега?

Люсию обожгло изнутри кипятком, она не могла, не имела права позволить Полу произнести это имя. Лучше зажать ему рот рукой, пусть они и так догадаются, но произнести – ни за что! Она приподнялась на стуле, готовая броситься на защиту сокровенного. Пол вопросительно посмотрел ей в глаза. Люсия умышленно энергично обернулась на стенные часы.

– Ой, простите, пожалуйста. Ужин так затянулся. Пол, мы же ничего не успеем сделать. Быстрее пойдемте. Извините. Пойдемте же!

Уильямсон неуклюже вылез из-за стола, чуть не опрокинув свой стул.

– Прошу прощения, продолжим разговор как-нибудь в следующий раз. Мы с Люсией спешим, заболтались. Простите. – И он, потоптавшись на месте, последовал за девушкой.

– А как же десерт? – не выдержала Эйприл и прошипела закрывшейся двери: – Ну это уж слишком! Что за испанские выходки!

– Только не это, моя дорогая, национализмом я сыт по горло. – У Филиппа вдруг вырисовалось лицо Колумба, открывшего Америку. – При чем здесь испанские выходки, если это – связной!

– Какой связной? – испугалась Эйприл.

– Самый обычный. О, эта дикая молодежь, телефон кажется им пережитком! Я ничего не понимаю в этом. Я отказываюсь что-либо понимать!

– Десерт, дорогой! – напомнила она исчезающей из столовой спине, и недовольный Филипп вернулся на свое место. Сладкое было его слабостью.

Люсия облокотилась о перила и застыла, чтобы отдышаться. Пол стоял напротив нее с виноватым видом. Он испытывал неловкость оттого, что послужил катализатором для домашнего скандала. Теперь он стоял и терпеливо ждал, когда ему объяснят цель его визита.

– Простите, что так получилось. Вы же все понимаете, я вижу это по вашим глазам. Я хотела поговорить с вами у себя в комнате, в спокойной обстановке, а получилось вот так. Я не могу оставаться в доме, пойдемте быстрее на улицу.

– Пойдемте. Жаль, конечно, что мы не поговорили у вас в комнате.

– Почему это?

– Было бы интересно увидеть, как вы живете.

– Это вовсе не мое жилище. То есть я останавливаюсь всегда в одной и той же комнате, но она все равно не совсем моя…

Они шли по тому же самому маршруту, как тогда ночью, только в обратную сторону и в два раза быстрее. Люсия словно старалась убежать, не зная толком, от чего: от Филиппа с Эйприл, от смущения, от самой себя… А может быть, от своей любви? На миг она остановилась у магазинчика канцелярских товаров.

– Мне нужны листок и ручка.

Пол достал из внутреннего кармана записную книжку.

– Подойдет?

– Спрячьте пока. Пойдемте в парк. Посидим на скамейке.

Прохожие старушки с интересом наблюдали, как забавные молодые люди – роскошная красавица и худой очкарик – облокотились о приятную твердость спинки и одновременно уставились на синеву пруда. Утки рассекали поверхность ровными косяками, и хотелось так же равнодушно и бездумно, как эти глупые птицы, наблюдать мир, такой спокойный и задумчивый в ожидании сумерек.

– Мне нужно немного подумать. Я вас этим не задержу? – почти прошептала Люсия.

– Можете думать, сколько вам угодно.

Она затихла на минуту, сощурила глаза – утки превратились в овальные пятна, в бусинки на нитке…

– Дайте, пожалуйста, листок!

– Что? – не понял от неожиданности Пол.

– Листок! Вы же говорили, что можете вырвать листок из записной книжки.

– Ах, да. Быстро же вы думаете!

Люсия выхватила у него из рук разлинованный квадратик и ручку, отвернулась и быстро написала: «На набережной напротив Баттерси-парка жду завтра с восьми до девяти вечера или завтра же уезжаю. Твоя Л.». Потом подумала и закрасила слово «Твоя» густыми синими каракулями. Сложив бумажку бесчисленное количество раз, она обратилась к грустно провожавшему утиные хвосты Полу:

– Вы любопытны?

– Это вы о чем?

– О вас. Спрашиваю, любопытны ли вы.

– Я не буду читать.

– Если вы любопытны, я вернусь и куплю конверт. Это не порок – для иных сдерживать любопытство выше всяких сил.

– Я же сказал, что не буду читать. – Он смотрел на нее так удивленно, что не поверить ему было невозможно.

– Я хочу просить вас передать эту записку…

– Я передам.

– Кому?

– Ему, – стыдливо произнес Пол Уильямсон.

– Откуда вы знаете кому?