— Какой здесь тайник? — сказала она. — Тут столько людей ездят! Кто из вас придумал, что под мостом тайник?

Все посмотрели на Саньку. Взглянула на него и Катя.

— А-а! — произнесла она очень неопределенно.

В этом протяжном «А-а!» Саньке почудилась усмешка.

— Ты, может быть, сквозь землю видишь? — ехидно спросил он. — Тебе, наверно, открыть тайник — что плюнуть!

— А я не плююсь! — отрезала Катя.

Ребята разделились. Одни сбрасывали с рельс старые бревна. Другие оттаскивали их в сторону. Нашлась и для Кати работа. Измерив веревкой расстояние между рельсами, она вместе с Гришей делала на новых бревнах пометки, по которым Сема с Санькой вырубали пазы, чтобы кругляки ровно и плотно ложились на стальные опоры.

За этим занятием и застал мальчишек дед Евсей.

Старик был рассержен не на шутку. После того как Соколик забрел к пчелам, дед Евсей решил залатать старый прохудившийся забор. Ему выдали накладную на доски. Старик в отместку за непрошеный визит на пасеку отыскал в конюшне Соколика, запряг его и ранним утром приехал на лесопилку. А получил он не доски, а бревна со строгим наказом: выгрузить их у моста через Болотнянку.

Дед Евсей ревниво относился к пасеке и не терпел пренебрежительного отношения к ней. А кладовщик, отпускавший бревна, неосторожно заметил, что пчелы подождут, мост важнее. Этого было достаточно, чтобы разозлить старика.

Соколик сразу почувствовал, что дед Евсей не в духе.

Старик погонял коня всю дорогу — и с первым и особенно со вторым возом. У моста он сердито осадил Соколика и, щелкнув кнутом по голенищу, сердито закричал на ребят:

— Вози тут на вас, окаянных! Вроде дел у меня своих нету — хожу, лысину почесываю! А как сладенького захочется, куда бегут? На пасеку!.. И мостишко-то этот доброго слова не стоит! По нему только черти по ночам катаются! Ан нет! Вези! Суньтесь теперь за медом! Не дам! Не-да-ам! Горлодеры...

Ребята знали: раз старик заменил «гренадеров» на «горлодеров»,— значит, не скоро успокоится. Но Вовка давно нащупал слабое местечко пасечника.

— Дедушка Евсей! — елейным голосом произнес он.— Пожалей ты нас, бедных! Влопались мы с этим мостом, а ты еще и на пасеку пускать нас не хочешь! А мы бы пришли не за медом, а просто так... Заборчик помогли бы чинить...

Умел Вовка представляться этаким ласковеньким пай-мальчиком. Его лицо, круглое, щекастое, выражало в эту минуту полную покорность и готовность служить до гроба.

— Нужен мне твой забор! — проворчал старик и тут же вновь сорвался на крик: — Сгружайте к еловой бабушке! Иль ждете меня? Не дождетесь! Батрака наняли! Пальцем не пошевелю!

Рассерженный дед отошел от воза, уселся на берегу речки и полез в карман за кисетом.

Мальчишки разгрузили телегу, а дед Евсей все сидел, попыхивая самокруткой. Докурив до пальцев, он бросил окурок в воду, долго следил, как уносило его течением, потом встал и подошел к Соколику.

— Спасибо, дедушка Евсей! — крикнул Мишук. — А насчет забора — поможем!

Старик не ответил. Он неторопливо выпряг коня, хлопнул его ладонью по крупу.

— Пшел! Травяное брюхо!

Соколик переступил через оглоблю, уткнулся мордой в пожню и вкусно захрустел травой. А пасечник вынул из телеги топор и посмотрел на суетившихся у бревен ребят.

— Мишук! — позвал он. — Пошли кого-нибудь за проволокой... За амбаром валяется... Да не ту, что тонкая! В палец которая!

Руки у деда Евсея были коричневые, сухие и, казалось, бессильные. И топор он подымал невысоко. Опускал без кряканья. Но лезвие глубоко уходило в дерево и звенело звонко, радостно, будто понимало, что работает мастер. Глаза у старика видели плохо. Но топор ударял точно по отметкам, сделанным Катей и Гришей, и с каждым разом от бревна отлетала желтая щепка.

Когда команда Гени Сокова. притащила из деревни два мотка толстой проволоки, дед Евсей показал, как надо прикреплять кругляки к рельсам. Он ловко, не хуже мальчишек, лазал по стальным балкам, быстро накидывал проволочную петлю и затягивал ее коротким ломиком. Бревно, прихваченное проволокой с обоих концов, накрепко прирастало к рельсам. А рядом впритык ложился следующий кругляк.

Мишук подсчитал, что на весь мост потребуется тридцать бревен. А пока на рельсах лежало двенадцать штук.

— Добьем сегодня, дедушка Евсей? — спросил он.

— Пустой загад не бывает богат, — ответил старик.

Мишук отозвал Катю, пошептался с ней, и она побежала в деревню.

Звеньевой точно объяснил, в какой избе он живет, где лежит хлеб, как открыть кладовку и какую взять кринку молока. Он предупредил, что дома никого нет. Но Катя решила продовольственный вопрос по-своему. Она не пошла в чужой дом, а забрала пшенку и консервы из маминых запасов.

К тому времени, когда у ребят засосало под ложечкой, у реки догорал костер, а в кастрюле, которая стояла на угольях, булькала каша, приправленная мясными консервами.