— А вы тоже так считаете? Бетти задумалась.

— Да. Наверное. Но боюсь, моя сестра со мной не согласится!

Да, решил про себя Николас. Элинор точно не согласится.

— Элинор считает: не важно, что ты делаешь, — продолжала Бетти. — Главное, чтобы окружающим все стало известно. Главное — продемонстрировать окружающим, что у тебя нет комплексов. — Заметив выражение лица Николаса, она скорчила очаровательную гримаску и рассмеялась. — Да, вы правы. Я ненавижу это слово!

— Какое? Комплекс?

— Да. Для меня оно олицетворяет все новое, блестящее, модное и скучное!

— Хотите сказать, что вы сама — викторианка по духу? — беззаботно спросил Вуд, в глубине души понимая, что ее ответ на вопрос для него очень важен — хотя бы наполовину.

— Едва ли. Но я, как и отец, терпеть не могу всякие выверты и причуды. Про отца кто угодно скажет: он — человек чрезвычайно практичный.

— Не знаю, не знаю, — опрометчиво возразил Николас Вуд.

По ее лицу, по быстрому взгляду голубых глаз он сразу догадался о том, что совершил грубый промах. Однако слово уже вылетело; он с отсутствующим видом уставился в свой бокал. Его застигли врасплох! Бетти, которая во время разговора уверенно и быстро протирала бокалы, замерла. Молодые люди переглянулись. Николас поднес бокал к губам и выпил.

— Почему вы так сказали? — прямо спросила Бетти.

— Что сказал?

— О моем отце.

— Дорогая мисс Стэнхоуп! Просто меня удивляют обычаи и привычки крупных магнатов.

— Вот как?

— На счете вашего отца миллионы…

— Не так много.

— Хорошо! Допустим, на его счете есть несколько тысяч. — Вуд поставил бокал на стойку. — И вот он приобрел загородный дом и усовершенствовал его по своему вкусу. Стоит нажать кнопку, и появляется все, что угодно. По-моему, люди вроде него вообще никогда не ошибаются.

Ноги утопали в толстом сером ковре. Неяркие лампы прятались за настенными плафонами; между позолоченными рельефами таились тени. На лице Бетти, хотя и ярко подсвеченном сверху, застыло непроницаемое выражение. Чувство легкости, которое владело Вудом весь вечер, пока он общался с Бетти, испарилось — как и ее откровенное дружелюбие. Закончив полировать бокал, она той же тряпкой принялась протирать поверхность стойки.

— Флавия Веннер, — заметила она, — называла театр Домом Масок.

— Почему?

— Не важно. — Бетти подняла взгляд на гостя: — Мистер Вуд, кто вы такой?

— На подобный вопрос так сразу и не ответишь. — Он улыбнулся.

— Прошу вас, не шутите со мной!

— И не думал шутить… — «Как трудно уклониться от ее по-женски прямого взгляда!» — Я знакомый вашего отца. Он пригласил меня сюда на Новый год. Вы очень похожи на него, мисс Стэнхоуп.

Бетти опустила голову.

— Вы хорошо знаете моего отца?

— Да, довольно хорошо.

— И тем не менее, — возразила Бетти, — вы не знали, что на самом деле он мне не отец? И для него, и для мамы их брак второй. Элинор — его дочь от первого брака, а я — дочь от первого брака моей матери. Вы его близкий друг, однако не знали таких вещей?

В тишине слышно было, как тикают часы за стойкой; стрелки показывали двадцать минут одиннадцатого. Ник рассмеялся.

— Восхищаюсь вашей прямотой, — заявил он.

Однако, увидев, как девушка расстроилась, он сразу пожалел о своих словах. Интересно, почему их беседа потекла по такому странному руслу? И где тот поворотный пункт, за которым дружеское общение сменилось сползанием в опасную трясину?

— Если сомневаетесь в моей подлинности, — добавил он, — спросите Винсента Джеймса; он подтвердит, что я настоящий.

Хорошо, подумал он, иметь под рукой такого человека, как Винсент Джеймс! Если Винс, как всегда, напыщенно заявит: «Ник Вуд? Я знаю его. С ним все в порядке» — он тут же успокоит самого недоверчивого хозяина или хозяйку.

— Простите, пожалуйста, — вдруг выпалила Бетти. — Кажется, я несу абсолютную чепуху и в придачу нагрубила вам.

— Что вы, что вы! Расскажите мне о Флавии Веннер.

— Вам интересно? В самом деле интересно?

— Очень.

Бетти облокотилась о полированную стойку. В свете лампы в ее каштановых волосах плясали золотые огоньки. Она обвела взглядом театральный зал и пошевелила губами, будто не зная, с чего начать.

— Дом принадлежал ей. В середине шестидесятых годов XIX века ей купил его лорд Саксмунден.

— Она была знаменитой актрисой?

Бетти удивленно подняла одну бровь.

— Скорее не знаменитой, а печально известной. Слава ее носила скандальный характер. Сама Флавия Веннер считала себя на голову выше обыкновенных, «вульгарных» актрис; она всегда тяготела к классическому репертуару. Однако к ней в театр приходили не ради того, чтобы посмотреть пьесу; публика глазела на «ту самую Веннер». По традиции ее частные, домашние спектакли пользовались покровительством коронованных особ.