Капитан Доусон спрыгнул со сцены и, пятясь, прошел назад.

Шелковые кулисы разъехались в стороны, как будто разорванные неким бесшумным взрывом. За ними зрители увидели сцену, задрапированную черным, с серебристыми столиками на одной ноге, а также прочим реквизитом, расставленным кое-как и сбивающим с толку. На авансцену быстрым шагом вышел сам Великий Кафузалум.

— Господи! — воскликнул сэр Джон Минстерстроук.

Кристабель бросила на сцену всего один взгляд, после чего прижала ладони к лицу и начала беспомощно раскачиваться на табурете.

Ник тоже посмотрел. И хотя он заранее готовился увидеть нечто ужасное, он не мог не вздрогнуть.

О вечерних платьях и костюмах принято говорить «безукоризненные». Костюм Великого Кафузалума безукоризненным назвать было нельзя. Возможно, владельцы модных ателье с Савил-Роу начали бы критиковать его наряд. Но одно бесспорно: на нем действительно был вечерний костюм. Белый жилет действительно был белым жилетом. Рубашка не торчала из брюк. Брюки были отглажены.

Никто не смог бы придраться ни к широкой черной в алую полоску накидке, наброшенной на плечи Великого Кафузалума, ни к его белым перчаткам. Эстетическая ошибка лежала в другой плоскости.

На голове у Великого Кафузалума красовался огромный пухлый тюрбан, украшенный приклеенным спереди фальшивым рубином, из-под которого торчал высокий белый плюмаж, похожий на радиоантенну в полицейской машине. Под тюрбаном все увидели широкое лицо шоколадного цвета, украшенное очками в черепаховой оправе. Глаза за очками взирали на публику с неописуемым злорадством. Лицо почти тонуло в огромной черной бороде, веером расходившейся от самых ушей.

Наконец-то и для детей началось что-то интересное!

По залу прошелестело дружное «О-о-о!» — признак восхищенного признания. Фокусник как будто сошел с картинки в книге.

— Какой искусный грим! — похвалила мисс Клаттербак. — Дети, конечно, вы поняли, что это только грим?

Великий Кафузалум замер и наградил мисс Клаттербак пронзительным взглядом.

— Видишь, Дорис? Видишь, Аннабел? Видишь, Марджери?

— Прошу вас, мадам; не надо, мадам.

— А ну-ка, ведите себя прилично, неблагодарные девчонки! Сидите тихо, а я буду рассказывать, к каким трюкам прибегнет этот джентльмен при показе своих фокусов.

Великий Кафузалум снова как-то по-особенному посмотрел на мисс Клаттербак.

Но вскоре он возобновил свой марш. Он зашагал, гордо неся свой живот, вперед, к рампе.

За ним шла Бетти в белом вечернем платье с оборками; на фоне темных кулис она казалась неземным созданием. Великий Кафузалум, тряхнув черной бородой, величественным жестом расстегнул накидку, сбросил ее с плеч и швырнул ассистентке. Он поднял вверх руки в перчатках и пошевелил пальцами, потом снял перчатки, и они исчезли, словно растворились в полумраке.

К сожалению, Великий Кафузалум сделал слишком широкий шаг.

Тюрбан с плюмажем свалился у него с головы, грациозно взмыл в воздух и словно поплыл в сторону.

Последний жест, видимо, был условным знаком. Как будто по договоренности с небесными силами, сверху вдруг опустился большой и тяжелый киноэкран; он ударил Великого Кафузалума точно по лысой макушке.

— Черт его побери со всеми разом! — послышался откуда-то сзади женский голос.

Маленький театр славился замечательной акустикой.

Наступила ужасная тишина. Мисс Клаттербак встала с кресла, развернулась кругом и внимательно оглядела всех детей по очереди: не смеет ли кто смеяться.

Происшествие продемонстрировало, сколь сильным влиянием обладала мисс Клаттербак. Когда представители подрастающего поколения сначала наблюдают, как взрослого человека со всего размаху бьет по макушке тяжелый экран, а потом слышат сочнейшее ругательство, произнесенное в присутствии священника, результат совершенно предсказуем.

Правда, по залу пробежала волна дрожи. Самые младшие по-прежнему молчали и торжественно взирали на сцену. Какой-то двенадцатилетний мальчишка в заднем ряду скорчился, как будто его тело свело судорогой, и его пришлось вывести. Несколько слуг сползли вниз по стене и закрыли лица руками.

Что же касается самого Великого Кафузалума, его самообладанию могли бы позавидовать многие британские боксеры. Он зашатался, но не рухнул. После инцидента из-за нависающего экрана можно было видеть только его дрыгающиеся ноги.

Но когда экран рывками пополз вверх, все увидели его лицо с величественным и надменным выражением, обращенное к небесам. Он сделал шаг назад, и тюрбан, покончив с вежливым приветствием, взмыл в воздух и приземлился на голове у фокусника.

— Очень весело, правда? — воскликнул майор Бэббидж.