Шрифт:
— Тем лучше, — сказала я, хотя невольно восприняла это как отказ.
Джейк начал вдаваться в подробности. О том, как Эмили сказала, что сочувствует мне и надеется, что это ознаменует начало переходного периода к обретению жизненной силы и прочую инь и ян чепуху, в которую они с Джейком верили. Мой взгляд переместился на пустую кормушку, висевшую на кизиловом дереве над сухой и бесполезной ванночкой для птиц. Кормушка слегка покачивалась на ветру. Казалось, она высмеивает мою тоску по матери, пустая пластмассовая банка без пищи.
Эмили обожала материнство с того самого мига, как была зачата ее старшенькая, Дженин. Я наблюдала, как она поднимает детей и зарывается носом между их головами и шейками, просто чтобы вдохнуть их запах.
— Почему ты здесь? — спросила я Джейка. — Серьезно.
Он закрутил крышку бутылки с водкой и отнес ее в антикварный барный шкафчик, переданный мне матерью после смерти отца.
— Потому что ты — мать моих детей.
Он стоял спиной ко мне. Поставил телефон на бутылки, сгреб подушку с буфета и запихал ее туда же. Не знаю, прибавило или убавило это безумия происходящему; Джейк всегда педантично возвращал вещи в точности на место.
— И, — добавил он, оборачиваясь, — я ненавидел твою мать за то, как она обращалась с тобой.
— Спасибо.
— Где ее коса?
— Сколько водки ты выпил?
— Достаточно. Где коса?
— Я разрезала ее и смыла в унитаз.
— Хорошо.
— Эмили поняла, что ты выпил?
Когда я впервые зашла в дом Эмили в Вашингтоне, меня ждал двойной удар. Во-первых, весь пол от стены до стены был покрыт белым ковром и заходить в туфлях дальше прихожей не разрешалось. А во-вторых, когда я попросила выпить, мне заявили, что алкоголя не держат.
— Она предпочла поверить, когда я сказал, что все дело в горе, — ответил Джейк.
— Солгал?
— Ты влияешь на меня как всегда.
— И как же?
— Плохо.
Я улыбнулась. Джейк тащил меня к вере в мир, а я тащила его туда, где за каждой улыбкой таился кинжал. В какой-то момент мы развалились на части, словно кукла, собранная из противоположных деталей.
— Что дальше? — спросила я.
— Что дальше?!
— Похоже, ты понимаешь, что происходит, — пояснила я. — Давай поступим по-твоему.
— Позвоним в полицию.
— Мне казалось, тебе не понравилась эта идея, — удивилась я.
— Не понравилась, но думаю, ты права. Скажем, что ты нашла мать в таком виде прошлой ночью и ждала моего приезда, чтобы позвонить им. Звонить надо сейчас. Я здесь уже пол-утра.
— Если мы собираемся им звонить, я хотела бы вернуться в дом и убраться.
— Тебя волнует домашнее хозяйство?
— Я хочу еще раз повидать ее.
Его недоверчивое лицо заставило меня вздрогнуть. Как будто он ничего и не предлагал.
— Бери куртку. Я на арендованной машине, но вести лучше тебе.
Когда мы оделись и собрались, Джейк поймал мою руку и сжал.
Снаружи, на бетонной дорожке, я представила, как проезжаю на машине Джейка за домом Хеймиша и встречаю его. У моего бывшего был красный «крайслер» с откидным верхом, весьма устаревший, но, не обладая преимуществом юности и находясь под угрозой обвинения в убийстве, я могла бы воспользоваться этой машиной, чтобы отвлечь парня. Как погремушкой.
Я выехала из квартала. Какое-то время мы молчали. Выбравшись на Пикеринг-Пайк и направляясь к Финиксвиллю, я заметила, что Джейк начал глядеть по сторонам.
— Боже, — сказал он, — как будто ничего здесь не изменилось. Как будто заморожено во времени.
Мысленно я обозревала мамину кухню. Разбросанные пластиковые контейнеры и ножницы на полу могут быть сочтены элементами неудачного ограбления.
Мы проехали мимо здания ветеранской организации рядом со складом пиломатериалов.
— Погоди, пока увидишь дом Натали, — сказала я. — У нее три смежные ванные комнаты!
— Что ты ей скажешь?
— Хорошо бы я могла рассказать Натали правду.
— Ты же знаешь, что не можешь, Хелен.
Я не ответила, внезапно подумав о рассказе Эдгара Аллана По, в котором кого-то заживо похоронили внутри стены.
— Только мне, Хелен. Мне. Больше никому.
— Натали знает, что я чувствовала к матери.
— Может быть, но это другое дело. Ты пошла дальше, чем большинство людей. Ты не можешь ни с кем поделиться.
— Большинство людей — идиоты, — откликнулась я.
Мы проехали старую фабрику покрышек. Когда Саре было четыре, она считала, что Джейк живет здесь.