Шрифт:
— Когда ты так говоришь, с тобой трудно находиться в машине.
— Почему?
— Потому что это напоминает мне, какой ты всегда была. Даже когда дела шли хорошо, ты пребывала в унынии. Ты ненавидела все на свете.
— Определенно, настало время ездить в машинах с мужчинами, которые ощущают потребность рассказать мне правду обо мне самой, — заметила я.
Он не спросил, кого я имею в виду. Миля утекала за милей на спидометре «Плейскул», сделанном в стиле приборной панели гоночной машины. Мы проехали дом Натали.
— Старый мост все еще стоит, — сказал Джейк, его тон предлагал оливковую ветвь. — Помнится, когда твой отец катал нас, на этом месте в нем всегда происходила перемена. Он вроде как оживлялся. Помнишь? Как будто подымал войска, чтобы мы все вместе приехали домой и хорошо провели время. Сперва я не понимал этого.
— А потом понял?
— Прошлой ночью, когда я забрался в окно, все вернулось. Тот дом — тюрьма.
— И ты женился на заключенной.
Я стиснула руль. Мне не особо нравилось сидеть в машине с Джейком. Слишком много былого, как и слишком много правды, может причинить боль.
— Как Эмили? — спросила я.
— Хорошо, — улыбнулся Джейк. — Она легко привыкла к тому, что ей стукнуло тридцать.
— Ей стукнуло тридцать… — начала я, и Джейк присоединился ко мне, — в день, когда она родилась!
Мы вместе посмеялись в жестяной чужой машине.
— А Джон?
— Ну, вообще-то он никогда мне особо не нравился, но он хороший. Надежный.
— По-моему, он ненавидит меня, — сказала я.
Джейк прочистил горло.
— Стало быть, да?
— В целом он не одобряет нас всех. Сару тоже.
— Бедная Сара.
— Они поделили нас, Хелен, — сказал он. — Сара выбрала тебя. Ты же знаешь?
Я отвернулась.
— Черт! — воскликнул Джейк.
Мы как раз въехали на окраину Финиксвилля.
— Прелестно, не правда ли?
— Я забыл. Я совершенно забыл.
— Не все мы выросли на великом Северо-Западе, с утесом-отцом и извилистым водопадом-матерью, — заметила я. — Некоторым пришлось пробиваться сквозь асфальт.
— Только подумай, каково здесь могло быть ей, — сказал он.
— Кому?
— Твоей матери. В смысле, с какой стати ей вообще хотеть выходить из дома, когда вокруг… такое?
— Я знаю, тебе смешно, но я за годы вроде как привязалась к здешним местам.
— К вот этому?
Впереди замаячил старый мост, что рассекал город на две части. Под ним рассыпалось пятно мусора. Бочка, в которой тот прежде хранился, почернела от огня.
— Признаться, — сказала я, — он знавал лучшие дни, и все же у него до сих пор есть центр. Его даже пытались оживить.
— Познакомьтесь с Хелен, вашей проводницей из бюро туристических и ритуальных услуг.
— Это дух Финиксвилля, — ответила я.
Мы встали на красный свет за какой-то машиной. Загорелся зеленый, а она не тронулась с места.
— В ней никого нет, — сообщил Джейк.
Я взглянула: разумеется, так и есть, машину бросили прямо посреди дороги, даже не откатили к обочине.
— Кошмар какой, — возмутилась я. — И что мне делать?
— Объезжай, — посоветовал Джейк. — Пусть кто-нибудь другой с ней разбирается.
Так мы и поступили.
— В Восточной Германии веселее, чем здесь.
— Попридержи язык, — велела я.
Я словно вернулась в детство. Мне можно было обзывать мать, а другим детям — нет. Я все еще переживала за загнивающий городской бизнес и часто навещала сына старого Джо, чтобы подстричься.
— Извини. Я знаю, рядом с домом твоей матери поприятнее.
Это было уступкой со стороны Джейка. Когда молодоженами мы отправились в долгий путь из Мэдисона с Эмили, Джейк ожидал увидеть величественные дома, такие же, как при своем великом знакомстве с Востоком, в действительности бывшем Югом. Он посмотрел «Унесенные ветром» по телевизору и влюбился в Вивьен Ли.
Кроме кучки особняков, построенных владельцами металлургического завода на севере города, в Финиксвилле полно было старых кирпичных многоквартирных домов и покосившихся дощатых развалюх. Предлагавшиеся реанимационные меры в основном включали строительство гипермаркетов на месте сталелитейного завода или старой фабрики шелка и пуговиц.
Я срезала за железнодорожными рельсами — через парковку православной церкви на Малберри-лейн.
— Погоди, — Джейк наклонился вперед. — Что это?
Тогда я и увидела их. В квартале было множество полицейских машин и «скорая».