— Ну да, конечно! — всплеснул руками капитан. — У наших генералов болит душа за Отечество, а у нас, сирых и убогих, — нет. Мы ему за харч служим, за доппаёк!

— Не обижайся, капитан…

— Что я ребятам скажу? Тятька на войну не берёт? — Кутасов резко отвернулся, добавил: — Идите сами и говорите… За одного Пономаренко хотят десять дублей. Опять на «Валькирию» собираются… Выйдут из-под контроля и начнут молотить всех, кто не так посмотрел. Нельзя в мирное время будить воинский дух. А его разбудили…

— Давай так, капитан, — Арчеладзе хлопнул его по плечу и встал. — Этого разговора не было. Забыли! Не ожидал такого оборота…

— Тогда мы ждём приказа, — деловито заметил Кутасов. — Сколько можно париться в этой сбруе?

Он рассчитывал вести войну в одиночку и приказывать только самому себе. И отвечать за себя. Но теперь его толкали в спину…

— Ситуация изменилась, — проговорил он. — Работать придётся без сбруи… Начинайте немедленно готовить новую базу. На этой мы вряд ли просидим до утра. Всё оборудование, спецтехнику, оружие вывезти с территории сейчас же. Это, во-первых.

— БТР жалко, — вдруг посетовал капитан. — Придётся оставить, а мы из него такую машину сделали…

В этом взбалмошном, весёлом трюкаче с «Мосфильма» действительно разбудили воинский дух…

— Во-вторых, отряди двух человек в гостиницу «Россия», — продолжал Арчеладзе. — Там находится некто Альфред Каузерлинг. Живёт в простеньком номере, неприметный на вид, но при нём два профессионала типа этого однорукого… Каузерлинг нужен мне живым.

— Понял, — деловито проронил Кутасов. — Пленных тоже вывозить? Вместе с оборудованием?

— Зямщица отпустить.

— Он боится, не уйдёт.

— Выгнать! Пусть спасается сам!.. Оставить одного Виталия Борисовича, которого взяли в Безбожном переулке.

— А этого, с протезом?

Полковник не ожидал, что разбуженный в нём воинский дух настолько силён и потому жесток. На войне как на войне…

— В моей машине лежит арбалет, — тихо проговорил он.

— Понял, — сказал капитан.

— Труп со стрелой — в мусорный бак. Куда-нибудь поближе к редакции газеты. Пока всё.

Кутасов ушёл отдавать распоряжения группе, а полковник сел и обхватил голову руками. Он позволил расслабиться себе всего лишь на минуту и почти физически ощутил, как дух войны на это время покинул его душу и завис над головой.

Через минуту он позвонил по телефону спецсвязи дежурному помощнику, намереваясь спросить о Воробьёве, и неожиданно услышал незнакомый голос. Это могло означать, что в отделе уже хозяйничают люди Комиссара. Полковник положил трубку.

Бойцы Кутасова деловито собирали свои пожитки: обычные фронтовые хлопоты перед выездом к новому месту дислокации. Пристёгнутый наручниками к шведской лесенке, пленный стоял во дворе и ждал отправки. От воздействия нервно-паралитического газа у него осталась икота, не позволяющая ему держаться с высокомерием, хотя он и пытался смотреть поверх головы Арчеладзе. Виталий Борисович не случайно являлся в часть майора Индукаева в форме полковника. Он и в самом деле был профессиональным военным, выправка которого не скрадывалась и гражданской одеждой.

— Майора Индукаева вы вербовали втроём, — сказал полковник. — Двоих я взял. Где третий?

Он не надеялся услышать прямой ответ, хотя этот легионер выглядел не таким фанатичным, как однорукий убийца.

— Я сделал ошибку, — вдруг признался Виталий Борисович. — Из вас следовало сделать соратника, а не врага.

— Да, тут вы просчитались, — подтвердил Арчеладзе. — Так где же третий, с язвой желудка?

— У нас с вами есть шанс исправить её, — гнул своё пленный. — Мы ценим способных офицеров.

В этой войне пленных можно было не брать: «языки» умели молчать…

— Это у вас есть шанс, — заметил полковник. — Как только доставят ко мне Альфреда Каузерлинга, я вас отпущу на волю. А там вам немедленно наденут на шею струну. Но если вы сдадите мне третьего, что был с вами, обещаю вам достойную смерть, от стрелы.

Пленный хотел ответить резко, но предательская икота заткнула рот.

— Товарищ генерал, Воробьёв на связи, — доложил Кутасов. — Что-то важное…

Арчеладзе чуть ли не вбежал в штабной коттедж, схватил трубку.

— Едва нашёл тебя, Никанорыч! — возбуждённо заговорил Воробьёв. — В отделе уже люди Комиссара…

— Знаю, докладывай!

— Я нашёл барышню, — сообщил тот. — Отдыхала в квартире на Черногрязской…

— Где она сейчас?

— Недавно ушла, с час назад… Хозяина спать уложила и ушла. Хозяин ещё тёплый.

Иносказание Воробьёва переводилось очень просто и страшно…

— Езжай к её дому, постарайся перехватить на подходе, — распорядился полковник.

— Да я тут уже полчаса болтаюсь, — сказал Воробьёв. — Пока не было. Маме с папой не звонила.