Вместо носа показался огромный красный глаз. Я понял, что меня рассматривает дракон.

— Только глупостей не делай, — услышал я. — Мы уже столько времени вместе, что не стоит тебе удирать только потому, что я на сей раз выгляжу несколько иначе.

Голова у меня всё ещё болела, но уже меньше. Слегка тошнило. Я заметил, что на драконьей лапе прикорнул кот — живой, невредимый и даже с виду вполне довольный. Я долго переваривал всё это, наконец спросил (причём прозвучали мои слова весьма жалко):

— Оура?!

— Да, да… наконец-то до тебя дошло, что я не русалка, — довольно кисло отозвалась она.

Ну да, русалкой она не была, но разве человек не может ошибиться? Откуда мне разбираться в русалках? Или в драконах?! Дракону полагается нападать на пастухов, красть овец и собирать драгоценности. И никто никогда не говорил мне, что дракон может быть болтливой бабой, которая подсчитывает, сколько ног у жуков, да к тому же может перепить дружину дровосеков. Таким премудростям я не учен!

Расскажи мне кто нечто подобное — в жизни бы не поверил… Только подумать: сижу себе посреди леса и болтаю с драконом! То есть с драконшей. Я и сам не верил, даже пришлось потрогать её, чтоб убедиться. Нос у неё был такой же бархатный, как конская морда, а мех густой и мягкий, точно волчья шкура зимой.

— И что теперь? — неуверенно спросил я.

Как-то странно я себя чувствовал. Столько времени вместе! С драконом! С кровожадным чудовищем! Я ведь с ней и ел, и спал рядом, и болтал часами. И смеялись мы порой, как безумные, над какими-нибудь пустяками. А это, оказывается, и есть страшный, жестокий дракон? Может, она и была страшна, особенно когда приходила в бешенство, но уж наверняка не жестока.

— Теперь, наверное, я вернусь домой, — ответила она, оглядываясь по сторонам.

Я тоже осмотрелся. Вокруг валялось множество трупов, а над ними уже начинали кружить мухи. Разумеется, лучше тут не задерживаться. Прежде всего я обшарил труп Каракули и стянул у него оба перстня с пальцев. Потом перетряхнул тюки в поисках своей собственности. Случайно обнаружилось несколько долговых обязательств, которые свидетельствовали, что Равелн не только меня обдурил. С истинным удовольствием я сжёг все векселя до одного. Там было ещё несколько мешочков с золотом, и я присвоил их без малейших угрызений совести. Полагалась же мне компенсация за разбитую башку, за медленную варку на солнышке в собственном поту и за грабеж. А кроме того, надо было быть полным идиотом, чтобы оставить золото. Только вот не вызывало оно во мне особо сильных чувств. Ещё недавно я бы с ума сходил от радости, что мне такое состояние досталось, а вот теперь только заглянул в кошели и кинул их в свою сумку. И подумал, что золото очень кстати, потому как крыши у нас протекают вовсю и надо бы их починить перед осенними ливнями.

Перстни были парные — совершенно одинаковые золотые оправы с узором, только один с жемчужиной, а другой — с круглым изумрудом в лапках. И когда я смотрел на них, что-то такое возникло в моей разбитой голове. Оура никогда не хотела ни малейшей доли от нашей добычи, а ведь без неё я бы ничего не добыл.

Её же абсолютно не интересовали блестящие безделушки. А ведь именно Оура проводила меня к Медянке, и только благодаря её помощи я остался жив. Она спасала меня даже дважды: в драконьем ущелье и тут, в лесу. Должна же она хоть что-нибудь получить за это. Я отхватил приличный кусок шнура, найденного среди вещей, нанизал на него перстень с жемчужиной и подошёл к Оуре, которая беззаботно играла с котом.

— По-моему, ты должна это взять, — сказал я, поднимая необычную подвеску обеими руками.

— Не нужно, — ответила она, но подставила голову, чтобы я мог надеть ей на шею ремешок: минуя уши и затылок, перстень утонул в пушистом мехе на её груди.

— Это на память, — пояснил я. — По правде говоря, перстеньки дарят женам, но ведь ты не можешь… то есть ты могла бы, если б была девушкой, но драконы… эх!

Я беспомощно развёл руками. Совершенно по-дурацки запутался я во всём этом и предпочитал уже не погружаться дальше. Ясно же, что я не взял бы в жены драконшу, даже если б она могла превращаться в такую симпатичную и неглупую девушку.

— Понимаю. Только я и так буду тебя помнить. Всегда. Никогда тебя не забуду, Эрил, потому что мы, драконы, никогда ничего не забываем. Вещи не важны, память важна.

Я тоже буду помнить её до конца жизни. Такое не забывается.

— А, собственно, почему ты мне помогала? Я ведь хотел тебя убить.

Она небрежно полизала лапу.

— Скучно мне было. Я была так одинока… А ты милый. Может, не слишком умный, но милый. У тебя были проблемы, почему же мне было не помочь тебе?

Я прямо-таки чувствовал, как в голове у меня что-то переворачивается. Никогда я уже не смогу думать о драконах как о неразумных жадных чудовищах, никогда в жизни! Может, кто-то и назовёт меня безумцем, но я обнаружил в Оуре гораздо больше человеческих достоинств, чем в таком вот Каракуле из Равелн, который был обычным скотом в образе человека.

Я отвязал всех лошадей и погнал их в лес. Как-нибудь сами о себе позаботятся. Брать их с собой было бы безрассудно, хотя каждая стоила прилично. Не дай бог, кто-то узнает в них собственность Равелн! С меня хватит уже хлопот.

Каштана же я вел, крепко ухватив уздечку у самой морды, потому что он нервничал и вскидывал голову, обеспокоенный тем, что драконша идет с нами. Кот сидел у меня на плече, урчал, как маленькая мельница, и время от времени терся о моё ухо. Забавный зверёк.