Шрифт:
— Я рад за вас, Хартманн, и даже не стыжусь того, что откровенно завидую вам. Дай-то Бог выпить по рюмке коньяку за ваш сбитый 350-й. А вы, майор Хартманн, достойны такой победы, потому что вы — лучший пилот-истребитель Второй мировой войны.
— Мне приятно слышать это от лучшего германского пилота Первой мировой.
— Но всего лишь германского, как вы совершенно справедливо заметили, майор Хартманн. А вы — лучший истребитель вражеских самолетов Европы и всего мира. И это уже доказанный факт, хотя война еще не завершена. Но вы позвонили не только для того, чтобы сообщить о своей очередной победе в воздухе, правда?…
— Здесь, в штабе полка, всякое говорят… Вот я и решил убедиться, что у вас все хорошо, просто командуете теперь не из Берлина, а из Берхтесгадена. Но это еще ни о чем не говорит, так ведь, господин рейхсмаршал?
— Ни о чем, — рассеянно подтвердил рейхсмаршал. — Теперь моя ставка здесь. И это уже окончательно. Кстати, что именно… говорят, майор Хартманн?
Майор немного замялся. Геринг знал этого парня, как знал и то, что в кабине своего «мессершмита-109» он всегда чувствовал себя увереннее и смелее, нежели в кабинетах начальства. Он, Геринг, сам всячески пытался сблизиться с Хартманном, из уважения к его истребительскому таланту, от осознания того, что этот пилот очень напоминает его самого в начале его летной карьеры.
— Всякое говорят, господин рейхсмаршал, но в основном то, что вызывает опасение. Поэтому офицеры штаба и попросили меня связаться с вами. Так что будьте осторожны и еще… помните, что в горах пилоты чувствуют себя так же уверенно, как и в небе. Надеюсь, вы понимаете меня, — многозначительно произнес лучший ас рейха и, не попрощавшись, положил трубку.
«А ведь Хартманн позвонил только для того, чтобы предупредить, что по штабам воздушных армий уже гуляют слухи о моем аресте, — подумал Геринг, все еще глядя на телефонную трубку, словно ждал, что она вновь оживет. И намек на то, что в горах пилот чувствует себя не хуже, чем в небе, — тоже прозрачен. Это совет: пора бежать, пора скрыться где-то в горах. Рейхсмаршал Геринг — скрывающийся в одной из пещер Баварских Альп! Ничего не скажешь: достойное завершение карьеры лучшего аса Первой и главнокомандующего люфтваффе во Второй мировой!
Нет, на это я не пойду! Хотя прав был адъютант Инген: нужно было перебросить сюда несколько десятков моих авиаторов, чтобы уберечь себя от какой-либо неприятной неожиданности. Личная охрана рейхсмаршала люфтваффе, сформированная из лучших асов рейха: Герда Баркхорна, Гюнтера Ралля, Отто Киттеля, а еще — Новотного, Рудорфера, Штайнхофа! [78] Уж эта ас-гвардия запомнилось бы миру надолго. И выглядело бы похлеще, нежели старая гвардия Наполеона. Впрочем, теперь уже вызывать кого-либо поздно. Поэтому, будь что будет!»
78
Герд Баркхорн, завершил войну, имея на своем счету 301. Гюнтер Ралль — 275, Отто Киттель — 267, Новотный — 258, Рудорфер — 222, Штайнхоф — 176 сбитых самолетов противника. Еще 104 пилота рейха имели на своем счету более 100 сбитых самолетов, а следовательно, были награждены Большим крестом за «сотый сбитый».
Если бы Хартманн вдруг позвонил еще раз, единственное, что он услышал бы от него, Герийга, — это пожелание продержаться еще пару недель, а значит, дожить до полного окончания войны.
«Хартманн, может, и дотянет до судного дня рейха, — поиграл желваками рейхсмаршал, — может, ему, везунчику, Богом хранимому, и на сей раз повезет [79] , а вот что будет с тобой, Герман Геринг?»
Словно бы подтверждая его сомнения, в кабинете появился генерал Коллер.
79
Эрих Хартманн дожил до окончания войны, а затем, уже в военно-воздушных силах ФРГ, дослужился до звания полковника. Согласно за-вещанию Хартманна хоронили его, полковника в отставке, лучшего аса Второй мировой, в гражданской одежде, без наград и почетного караула. Таковой была его воля. Кстати, в 1941 года он был сбит над Кавказом, но бежал из плена во время конвоирования и, благодаря знанию русского языка, сумел добраться до своих.
— Господин рейхсмаршал, только что я беседовал с адъютантом фюрера.
— Вам это удалось?! — оживился Геринг.
— У нас с ним сохранились хорошие отношения. Он сообщил, что поначалу фюрер воспринял вашу телеграмму более или менее спокойно. Так, немножко побушевал по поводу вашей поспешности, однако в конце концов заявил: «Однако переговоры о капитуляции пусть Геринг все же ведет».
— В таком случае мы спокойно можем налаживать контакты с американцами, которые уже находятся довольно близко отсюда.
— Не все так просто, господин рейхсмаршал. Дело в том, что Борману не понравилась такая реакция фюрера, и он сумел убедить его, что за вашей телеграммой скрывается, как он выразился, предательская попытка захватить власть в свои руки, а сама телеграмма по существу является наглым ультиматумом, посредством которого вы пытаетесь вырвать власть из рук фюрера.
— Каким еще ультиматумом?! — перехватило дыхание у Геринга.
— Я всего лишь повторил то, что услышал от адъютанта фюрера, — раздраженно напомнил ему Коллер.
— Но там не содержится даже намека на ультиматум, — едва слышно проговорил Геринг, не опускаясь, а буквально падая в кресло, и в какое-то мгновение Коллеру вдруг показалось, что тучного, до предела побагровевшего рейхсмаршала вот-вот хватит апоплексический удар.
— Я согласен с вами, господин главнокомандующий люфтваффе, — как можно убедительнее произнес генерал, впервые за все время их знакомства опасаясь не гнева рейхсмаршала, а его беспомощности.
— Нет там никакого ультиматума! Вы ведь читали текст этой телеграммы, генерал Коллер! И доктор Ламмерс ее тоже читал.