— Вот теперь все проясняется! — потряс Дениц радиограммой. — Теперь мне понятна недосказанность, которая бросается в глаза в радиограмме Бормана и Геббельса.

— Что именно «проясняется? — осторожно поинтересовался Наубе, кивком головы выпроваживая обер-радиста из кабинета.

— Здесь сообщается, что фюрер уже в «Нордберге», он покидает рейх на одной из субмарин «Фюрер-конвоя» и отбывает.

— В Испанию?

— Скорее всего, в Аргентину. Впрочем, это не столь уж и важно.

— В любом случае сразу же после его проводов вся власть в Германии переходит к вам, — подсказывал ему дальнейший ход мыслей адъютант.

— Власть — да, переходит, — мрачно отшутился Дениц, — вот только Германии уже нет.

— Была бы власть, а Германию мы создадим. Сейчас я свяжусь с аэродромом, и будем готовиться к отъезду. Странно только, что в своей радиограмме Борман даже не намекнул на бегство, простите, на отъезд фюрера.

— Если эта операция поручена Скорцени, то Борман и Геббельс могли и не знать о ней. То есть они могли знать, что фюрер отбывает из рейхсканцелярии, но считать, что он направляется в «Альпийскую крепость».

Конец апреля 1945 года. Германия.

«Нордберг» — секретная база субмарин «Фюрер-конвоя» на побережье Северного моря.

Каждый, кто прибыл на это совещание, понимал: они в последний раз собираются вместе, в последний раз получают приказ главкома кригсмарине, и вообще, все, что сейчас будет происходить, уже через каких-нибудь полтора часа, то есть сразу же после выхода из базы, с трагической необратимостью сможет вкладываться в ностальгическое понятие «последние минуты на земле рейха».

Войдя в кабинет начальника секретной базы «Нордберг», гросс-адмирал Карл Дениц задумчиво осмотрел выстроившихся вдоль длинного дубового стола адмиралов и офицеров: осунувшиеся лица, наполненные прощальной грустью, красноватые от усталости и бессонницы глаза, согнутые годами и субмаринной теснотой увядающие плечи…

А ведь еще недавно все эти люди казались ему бравыми морскими офицерами: по-аристократически холеными, самоуверенными и бесстрашными.

«…Перед тобой, главком кригсмарине, — мысленно объяснил себе Дениц, — люди, уцелевшие на поле битвы только для того, чтобы испить яд поражения и за себя, и за всех павших. Это люди, которым не хватило храбрости, чтобы погибнуть в бою, и не хватило мужества, чтобы прекратить свое презренное существование выстрелом чести».

Дело в том, что Дениц и сам все чаще размышлял над праведностью выстрела чести, решая для себя, что важнее: до конца, до последней возможности спасать честь германского флота и самой Германии или же заботиться только о собственной, да и то весьма сомнительной чести самоубийцы?

После визита в секретную школу людей-торпед, посетить которую не так давно пригласил его личный агент фюрера Отто Скорцени, гросс-адмирал увлекся чтением подаренного ему обер-диверсантом рейха «Философского наставления для курсантов особой мореходной школы», основа которого состояла из выдержек настольных книг японских самураев и камикадзе: трактата «Скрытое в листве»; священной книги самураев «Путь воина» и самурайского воинского пособия «Начальные основы воинских искусств» [102] . Именно там Дениц с удивлением открыл для себя, что, прибегая к харакири, самурай, оказывается, не убивает свою земную плоть, а «избавляет себя от позорной церемонии жизни».

Но еще больше поразило его последнее и, очевидно, самое мудрое наставление начинающему самураю: «Если на войне самураю суждено будет проиграть бой и придется сложить голову, ему надлежит гордо назвать свое имя и умереть с улыбкой, без унизительной поспешности».

«Вот оно: перед лицом смерти гордо назвать свое имя и умереть с улыбкой, без… унизительной поспешности! Кто еще может посоветовать воину умереть с улыбкой, а главное, без унизительной поспешности?! Возможно, только этот курсантский винегрет из самурайских наставлений и постулатов в конечном итоге удержал «фюрера подводных лодок», как титуловал его сам Гитлер» от унизительной поспешности самоубийства. Хотя он прекрасно понимал, что выбор у него невелик: позорный плен или выстрел чести.

— Контр-адмирал Штауф, — решил Дениц, что ему следует пройти вдоль строя, пожать каждому из подчиненных руку и, объявляя приказ, сказать те последние слова, которые он мог и обязан был сказать как главнокомандующий флотом.

— Я, господин гросс-адмирал.

— Вам поручено командовать ударной стаей, которая состоит из десяти особых субмарин «Фюрер-конвоя» и четырех линейных боевых субмарин сопровождения, которые будут обеспечивать авангардно-арьергардное и боковое охранения. Благодаря тому что база «Нордберг» расположена в скальном. грунте и причалы ее скрыты под водой и скалами, противник, не догадывается о наличии здесь эскадры «Фюрер-конвоя» и уж никак не предполагает, что этой ночью мы выйдем в море, тремя большими стаями. Тем более что наша контрразведка допустила утечку информации о том, что большая часть субмарин «Фюрер-конвоя» уже лежит на дне или перебазирована к берегам Аргентины.

— Постараемся поверить в то, что англичане поверят нашей дезинформации, не без иронии заверил его Штауф, однако, Дениц предпочел не заметить его скепсиса. Хотя и помнил, что Штауф уже трижды совершал длительное рейдирование проливов Па-де-Кале и Ла-Манша и, как никто иной, знал, сколь отчаянно, не считаясь с потерями, англичане пытаются запереть перед германцами эти подводные ворота Атлантики.

— Учтите, что люди и груз, которых вам приказано доставить на антарктическую «Базу-211», — бесценны. Когда вы будете подходить к Па-де-Кале, в воздухе появятся наши бомбардировщики и два звена штурмовиков. Вести их будут пилоты, готовые направить свой самолет на любое вражеское судно, если только его не удастся потопить бомбовыми ударами, чтобы, таким образом, ценой собственной жизни уберечь вас от нападения. На них можно положиться, поскольку все они прошли специальную подготовку в отряде пилотов-смертников под командованием Отто Скорцени и действуют в бою, не оплакивая потерь.