— Господин комендант укрепрайона, — появился Штубер, назначенный Скорцени своим начальником штаба, — только что сообщили, что в отдельных местностях русские зацепились за правый берег южнее Шведта, в районе города Марынь. Наши войска контратакуют, но…

— Никаких «но»! — осадил его Скорцени. — Достаточно того, что наши войска контратакуют. Вот почему, — вновь обратился к бургомистру и его чиновникам, — дальше мой приказ звучит так: «Остальных жителей города и окрестных деревень мужского пола мобилизовать для работ по созданию оборонительных рубежей на левом берегу Одера и непосредственно в черте города. Никто не имеет права покинуть район Шведтского плацдарма без письменного разрешения. Постам СС и полевой жандармерии обеспечить проверку документов на улицах города и на вокзале.

Лед на Одере в районе Шведта взорвать, все низменности в окрестностях города, которые защищались дамбами, затопить. Все мосты через Одер, в том числе и мосты на плотинах, заминировать и подготовить к взрыву по моему приказу. О любом невыполнении приказаний немедленно доносить. Дезертиров и паникеров расстреливать на месте. Исходя из приказа рейхсфюрера СС Гиммлера, объявляю, что семьи всех тех, кто сдастся в плен, не будучи раненым, подлежат уничтожению, ибо этого требуют долг перед народом и традиции германцев».

— Мы немедленно доведем этот приказ до сведения жителей, — дрожащей рукой принял его текст мэр города, седовласый толстяк с отвисшими небритыми щеками, похожими на неухоженные бакенбарды престарелого гренадера.

— И еще. Как мне доложили, в эти часы через город проходят бесконечные колонны беженцев с правобережья. Всех гражданских мужчин, всех военнослужащих тыловых частей, всех, кто способен держать в руках автомат, задерживать и ставить в строй. Всех, кто забыл о своем долге перед рейхом, расстреливать. Или вешать. На ваше усмотрение, господа. Из подростков, не подлежащих призыву в армию, формировать отряды юных истребителей танков и подразделения гитлерюгенда.

Две недели спустя, после того как были выполнены все приказы обер-диверсанта рейха, Шведт и его ближайшие окрестности действительно были превращены в мощный плацдарм, в зону которого вошли Ангермюнде, Цеденник и ряд других близлежащих городков. Лед на Одере был взорван, мосты через него разрушены, а на берегах затопленных низменностей, по которым не мог пройти ни один русский танк, ни одна машина, появились двойные линии окопов и блиндажей. В опорные пункты были также превращены многие дома и целые кварталы; каждая кирха и каждый замок перевоплощались в крепость; даже стоявшие В речных заливах суда и катера преобразовывались в своеобразные плавучие огневые точки, препятствовавшие переправе русских.

Скорцени прекрасно понимал, что плацдарм сковывает большую массу русских войск и что его падение открывает путь вражеским дивизиям к непосредственной линии обороны Берлина. Но в то же время он прекрасно понимал, что удерживать сколько-нибудь долго этот плацдарм будет невозможно, ибо уже через неделю вся эта немногочисленная, но стойкая группировка окажется в полном окружении.

— Господин оберштурмбаннфюрер, — доложил ему Штубер, когда однажды поздно вечером Скорцени вернулся в Шведтбург после очередного объезда нескольких районов плацдарма, — у рации командующий группой армий «Висла» рейхсфюрер СС Гиммлер.

— Какая еще группа армий «Висла», когда враг уже на левом берегу Одера?! — проворчал Скорцени, направляясь вслед за Штубером в комнату, служившую штабным узлом связи. — Назвали бы уж, для приличия, группой «Одер».

— Кстати, когда Гиммлер, который хорошо помнит меня, спросил, как у вас дела, я ответил, что теперь под вашим командованием находятся войска численностью до двух дивизий, а вам все еще не дали даже полковничьего чина.

— Кто позволял вам задавать такие вопросы, Штубер? — не особенно огорчившись — у него и кроме бестактных вопросов Штубера было чем огорчаться, — спросил Скорцени.

— Не позволили, а вынудили… Все те армейские чины, которые прямо высказывают недоумение тем, что генерал и два десятка полковников вынуждены выполнять приказы подполковника.

— Считайте, что оправдались, И как отреагировал Гиммлер?

— Промолчал, напомнив, после неуместной паузы, чтобы я поскорее отыскал вас.

В сущности, Штубер был прав: Скорцени действительно порой чувствовал себя неловко оттого, что приходилось отчитывать генерала и полковников. Но знал он и то, что ни Гиммлер, ни тем более Гитлер не решатся повышать его в чине. Это было уже понятно всем, кто его знал, кто следил за его подвигами и продвижением по службе. Однако обер-диверсант рейха не желал впадать сейчас в амбиции обойденного в чинах.

— Я знаю, что, невзирая ни на что, вы все еще удерживаете свой Шведтский плацдарм, — донесся до него сквозь легкие помехи взволнованный, глуховатый голос командующего группой армий. — Это вызывает удивление даже у очень опытных фронтовых генералов.

— Как офицер, я всегда руководствуюсь девизом Генриха Саксонского: «Приказ должен быть выполнен!»

— Сколько еще продержится ваша группа?

— До полного окружения, а также физического истощения и истощения боеприпасов. Точнее, не более пяти суток, — твердо ответил оберштурмбаннфюрер. — Так что целесообразнее влить эту группу подразделений в первую линию обороны Берлина. Кроме всего прочего, таким образом мы спасем от истребления остатки наших истребительных батальонов.