— Советовал бы поумерить свой сарказм, Штанге. Если всерьез решаться на пиратское рейдерство, то следует подумать и о том, чтобы иметь в запасе плавучий танкер, а еще — эдакий плавучий склад продовольствия и даже временное подводное хранилище нашей с вами пиратской добычи.

— Убедили. Год-второй походим под пиратским флагом. Что потом? — автоматически поинтересовался Штанге, все еще не воспринимая его предложения всерьез.

Алькен удивленно развел руками, мол: «Вы меня удивляете, капитан-лейтенант: такие наивные вопросы!»

— К тому времени мой друг-бизнесмен позаботится о наших счетах в нескольких азиатских банках и паспортах одной из экзотических стран, желательно из бывших колоний, которых будет вполне достаточно, чтобы мы могли легализоваться в таком курортном районе мира.

— При этом любая, даже самая бездарная служба безопасности в два счета вычислит, кто мы, откуда взялись и чем до своего явления респектабельному миру занимались.

— Не думаю, что к тому времени поиски не сдавшихся в плен бывших германских подводников все еще будут актуальными для американцев или кого бы то ни было. Поверьте, о Второй мировой войне местные — аргентинские, уругвайские, парагвайские и все прочие — чиновники и полицейские и так знают слишком мало, а со временем они будут знать ровно столько, сколько мы с вами знаем о войнах Ганнибала.

Выслушав этот монолог, Штанге решительно поднялся, давая понять, что разговор окончен.

— Свой последний бой мой «Колумбус» может дать и на подходе к германскому порту, захваченному врагами, — явно запоздало и с совершенно неуместным теперь пафосом продекламировал он.

Алькен поморщился, словно пытался утолить неутолимую зубную боль и, наклонив свою массивную голову с затылком циркового борца, отчаянно повертел ею:

— Вы так ничего и не поняли, капитан-лейтенант, — сдавленно словно бы задыхаясь под натиском собственных эмоций, проговорил он, и Штанге заметил, как рука обер-лейтенанта медленно, пока еще неуверенно, но все же потянулась к кобуре пистолета. — При подобных переговорах банальные отговорки в стиле Геббельса в расчет не принимаются.

— Меня это не интересует. Я знаю одно: впереди океан.

— Не принимаются, понятно вам, Штанге?! — не давал выбить себя из роли обер-лейтенант Алькен. — И потом, давайте определимся: то ли мы говорим о деле, но тогда по-настоящему, по-деловому, то ли вообще ни о чем не говорим.

— При этом я придерживаюсь святого правила подводников, — вполне примирительно проговорил Штанге, хотя и сам потянулся к кобуре: — «Сказанное на субмарине должен знать только океан».

— Разве что… только океан.

— На этом и порешим. Еще несколько секунд Алькен держал руку на кобуре, исподлобья следя за своим несговорчивым гостем. В эти мгновения он напоминал дуэлянта-ковбоя, привыкшего к тому, что отсчет «дуэльного» времени начинается от того мгновения, когда руки легли на кобуры пистолетов.

— Если решитесь, Штанге, — вновь все так же медленно и осторожно отводил он руку от кобуры, — мой позывной «Черный призрак» вам известен.

— Как и вам — позывной «Колумбус». Кстати, мы так и называем свою субмарину.

Случайно переведя взгляд на дверь каюты, Штанге вдруг обнаружил, что она приоткрыта и в узком проеме виднеется ствол автомата. Он замер: «Вот в чем она заключалась, эта погибельная ловушка «Черного призрака»! Неужели кто-то решится стрелять здесь, на подводной лодке?! Это же безумие!» Однако никто не стрелял. Мало того, еще через мгновение ствол исчез.

«Очевидно, не прозвучало сигнальной фразы», — понял капитан-лейтенант, чувствуя, что только что он находился на грани гибели.

— Странно вы ведете себя, обер-лейтенант, — проворчал он, немного придя в себя.

— О чем это вы, сеньор Колумбус?

— О том парне с автоматом в нервно вздрагивающих руках, которого вы припрятали за дверью, подобно скелету в шкафу.

Алькен вновь наполнил стопочки и, приподняв свою, вместо тоста произнес:

— Стоит ли обращать внимание на какие-то мелкие предосторожности, если перед нами — весь океан?

— Наставленный на меня автомат вы считаете мелкой предосторожностью?

— А вы — нет? Не нагнетайте атмосферу, капитан-лейтенант, а то я и в самом деле не смогу выпустить вас из чрева своей «дойной коровы». Я не хочу, чтобы своими доносами вы утруждали сотрудников гестапо.

— А вот у меня создалось впечатление, что вы попросту соскучились по студенческим дуэлям.

— Никогда не прибегал к ним, о чем теперь очень жалею.

— Зато мне известен один человек, умудрившийся пройти через пятнадцать из них, увековечив эти свои развлечения двумя прекрасными шрамами на лице.

— Не слишком ли много особых примет? Этот человек тоже войдет в нашу компанию?

— Он давно в нашей компании.

— Так назовите же его.

— Имя его вам давно известно: речь идет об Отто Скорцени [40] . Алькен взялся было за бутылку, однако, услышав имя обер-диверсанта рейха, разочарованно поставил ее на место.