Интерьер с преобладанием нейтральной белизны, обилие стекла и анодированного металла, а из огромных окон внутрь врывалась морская синь, что, по мнению Кэт, и дало название этому «Шато Блю», так что, попадая в фойе, можно было почувствовать себя пассажиром круизного лайнера в окружении услужливых стюардов.

Кэт Саммерфилд молча следовала за Томом, при этом старалась не встречаться с ним взглядом, не соприкасаться даже краем плеча, и вообще вела себя по возможности независимо, давая понять, что не по своей воле находится здесь, не понимает необходимости и не приветствует его условий.

– Долго задерживаться у меня нет возможности, – в очередной раз предупредила девушка.

Но Том, не обращая внимания, продолжал стремительно вышагивать по коридору. Полагая, что он мог просто не расслышать, Кэт сменила суровый тон на взывающий к пониманию и пролепетала, приблизившись к нему:

– Я в самом деле не могу здесь долго находиться. Ты должен понять, у меня обязательства, которые нельзя игнорировать.

Она имела в виду, конечно, в первую очередь свою бабушку и уже затем необходимость сдать заметку о поминальной службе в срок.

– Что еще за обязательства? – хмуро спросил Том, приостановившись ненадолго.

– Есть вещи, которые я должна сделать, – неопределенно ответила девушка.

Томас задержал на ней свой особенный холодящий стальной взгляд, словно с намерением выявить в ней какое-либо лукавство, но Кэт говорила совершенно искренне. Да и зачем бы она стала лгать? Но при всей своей правдивости и врожденной чистосердечности, она смутилась от этого пристального взгляда и потупилась.

Томас резко распахнул перед ней двери в свой номер. Кэт неторопливо вошла внутрь, не столько с опаской, сколько с изумлением, граничащим с восторгом. Потому что тотчас хозяин провел ее к выходу на просторную террасу, которая своим выступом была похожа на нос корабля. И ветер с моря хлынул девушке в лицо, стоило выйти наружу, обдал ее бальзамической крепостью и предвечерней прохладой.

– Идеальное место! Согласись? – гордо произнес хозяин номера.

– Необычное, – осторожно отозвалась гостья. – И ты в самом деле живешь здесь?

– В самом деле, – передразнив ее, ответил Томас и добавил: – Пока.

Он вернулся с террасы в комнату, отработанными движениями скинул пиджак и повесил его на спинку стула.

– Что значит «пока»? – с обнаружившейся вдруг журналистской дотошностью спросила его Кэт Саммерфилд.

– Просто я не решаюсь говорить более определенно. Кто может знать, что станется завтра, через день, через год? Пока я действительно здесь живу, а там – бог весть… Выпьешь что-нибудь? – осведомился он, открыв створку бара.

– Нет-нет, спасибо, воздержусь. Мне еще нужно работать, ты знаешь, я говорила, – зачастила она. – Я не предполагала, что ты живешь здесь. Все мои коллеги уверены, что ты обосновался в особняке в «Дабл-Бэй».

Томас многозначительно улыбнулся.

– Потому что так написано в моем досье? – насмешливо спросил он. – Потому-то я и говорю, что печатное слово – не всегда истина, а чаще – самая бесстыдная ложь. Но живу я здесь вовсе не для того, чтобы обхитрить твоих коллег журналистов, а просто потому, что мне здесь больше нравится по разным причинам, – проговорил Том, наполняя свой бокал чем-то янтарно-солнечным. – «Дабл-Бэй» – особняк моего отца, где он жил до последнего времени, это всем известно. Немудрено, что многие решили, будто я, как наследник и правопреемник, обоснуюсь там же. Но нет. У меня есть собственные представления о месте, которое я хотел бы считать своим домом. Так ли это странно?

– Я видела фотографии вашего фамильного особняка. Он очень красив, – отозвалась Кэт.

– Безусловно, здание выстроено отменно. Его убранство превосходно и удовлетворит даже самый взыскательный вкус. И мне он тоже нравится, но только как архитектурный объект, но не жилье в моем собственном понимании.

– Не пойми меня неправильно, Том, но этот гостиничный номер, сколь бы впечатляющим он ни был, тоже домом не назовешь, – проговорила девушка, осмотревшись.

– Тем не менее нравится он мне много больше, чем серокаменные хоромы моего покойного батюшки, – заверил ее Томас, сделав глоток янтарной жидкости.

– И тебе не бывает тут одиноко?

– Здесь есть все для жизни: пол под ногами, потолок над головой, постель, – ответил он, улыбнувшись. – А больше мне ничто и никто не нужен.

– А не потому ли ты выбрал этот образ жизни, чтобы, как многие состоятельные люди, продемонстрировать свою самобытность? – репортерским тоном спросила его Кэт. – Ты в состоянии приобрести любой дом или же квартиру, которая придется тебе по вкусу, если ты так не приемлешь уклад отцовского быта. А, насколько я понимаю, оплата номера в таком отеле – удовольствие не из дешевых.

– У меня есть несколько собственных домов в Австралии и за рубежом. Здесь же я живу, потому что мне это нравится и я в состоянии оплачивать свои расходы, – с вызовом бросил он.

Кэт явно покоробил его тон, и она изменилась в лице. Том не мог этого не заметить.

– Очевидно, ты выбрал такой образ жизни не по доброй воле, – дерзко проговорила девушка.

– Что ты хочешь этим сказать? – ухмыльнувшись, спросил Томас.

– А как еще расценить такой поступок? У тебя есть дома в разных частях света, но при этом ты предпочитаешь жить в месте, которое обычно воспринимается как временное. Ты заведомо лишаешь себя возможности обрасти житейскими мелочами, собственным уютом, личным багажом.