Поддавшись порыву, он наклонился к ее уху и забормотал заветные слова, которые в былые времена слышали только его соколы и возлюбленные. Много лет он и не вспоминал их, потому что давно не держал соколов, а женщин, с которыми ему доводилось делить ложе, любило только его тело…

Полузабытые, бесконечно нежные слова слетали с его губ, словно он говорил с любимой женщиной, безраздельно царившей в его душе, и исходившее от Исабель тепло согрело его сердце, как он сам хотел ее согреть.

«Боже, что я делаю?!» – одернул себя Линдсей и, сняв руку с плеча девушки, помог ей сесть.

– Спасибо за помощь, – пробормотала она слабым, чуть охрипшим голосом и снова привалилась к стене, закрыв глаза.

Горец наблюдал за ней, продолжая зажимать тряпкой рану. Постепенно девушка стала дышать ровнее, побледневшие щеки и губы порозовели.

Даже терзаемая болью, она была прелестна. Ее тело, словно окутанное покрывалом, сотканным игрой лунного света и теней, поражало изяществом; бледное лицо с высокими скулами, твердым подбородком, нежным ртом, темными бровями и густыми ресницами завораживало гармоничным сочетанием красоты и силы, которое подчеркивали прекрасные глаза.

Обнаженное плечо и шея были худы, угадывавшиеся под кожей кости – тонки и изящны; но длинные ноги и хорошо развитая линия плеч говорили о том, что при всей своей кажущейся хрупкости Исабель – высокая сильная женщина.

Она чем-то напоминала большую хищную птицу, которую Линдсей поймал много лет назад. Как он ни старался, прекрасная и своенравная птица так и осталась наполовину дикой, но очень привязалась к хозяину. Сколько чудесных часов они провели вместе на охоте! Он очень горевал, когда ее не стало.

Нахмурившись, – он уже давно не вспоминал о своей пернатой любимице, – горец снова занялся раненой. Оторвав еще полоску от сорочки Исабель, он перевязал девушке предплечье и поправил ворот платья, прикрыв шею.

– С этим пока все, – сказал он. – Теперь посмотрим ногу.

– Там не так болит, – ответила девушка и, приподняв подол, показала Линдсею левую лодыжку, перевязанную белым шелковым платком поверх мокрого от крови шерстяного чулка. Кривясь от боли, Исабель неловко, одной левой рукой размотала самодельный бинт и стала спускать чулок.

Видя, что ей трудно, горец помог опустить чулок и манжет сапожка, чтобы обнажить рану. На тонкой изящной голени девушки зиял уродливый порез.

– Это след от стрелы из арбалета, – сказал Линдсей, прижимая к ране тряпку. – Я видел, как в вас стреляли. Вам очень повезло, что стрела только рассекла кожу, не задев кость.

Исабель ничего не ответила, только с шумом втянула воздух.

Линдсей перевязал рану, натянул чулок и закрепил его выше колена шелковой подвязкой, отметив про себя, что ноги у прорицательницы худые и мускулистые, как у юноши, хотя и по-женски изящные.

– Позвольте, я отнесу вас вниз, – предложил он и потянулся к ней, чтобы взять на руки. – Там я прижгу раны, вы поедите и отдохнете. Вы слишком долго голодали, вам надо хоть чуть-чуть набраться сил перед дорогой.

– Я голодала не по собственной воле, – отвела его руки Исабель. Держась за стену, медленно, тяжело она поднялась с пола, сделала шаг вперед и пошатнулась, хрипло вскрикнув. Застонав от досады, горец подхватил девушку на руки и понес по каменным ступеням вниз, не обращая внимания на ее протесты.

Во дворе было уже совсем темно. Не выпуская Исабель из рук, Линдсей поспешил к центральной башне; несколько английских стрел, перелетевших через стену, со свистом вонзились в землю совсем рядом. Горец на мгновение остановился, оглядел стену, с которой только что спустился, – луна освещала силуэты его людей, приникших к бойницам, – и продолжил путь.

– Англичане обстреливают нас каждую ночь, – пояснила Исабель, проследив за его взглядом. – Нас осталось совсем мало, поэтому мы не можем отвечать на эти ночные атаки.

– Да, похоже, у английского командира сильно развито чувство долга.

– Скажите честно, Джеймс Линдсей, вас подослали к нам англичане? – пристально глядя ему в глаза, спросила девушка. – Чтобы заманить нас в ловушку?

От неожиданности он снова остановился и, взглянув на Исабель, с возмущением бросил:

– Я не служу англичанам!

– Значит, вас послал сэр Ральф Лесли?

– Никто меня не посылал, я пришел потому, что сам так решил.

– Но зачем? Что понадобилось у нас в Аберлейди Соколу Пограничья?