Однако Линдсей оставался непреклонен.

– Лично против вас, миледи, я ничего не имею, – ответил он, – хотя вы причинили мне много зла. Да-да, не прикидывайтесь овечкой, вы прекрасно знаете, о чем я говорю.

– Может быть, я сожгла ваш дом, сделала вас заложником? – снова крикнула она.

Он поднял руку, призывая ее к молчанию, и напомнил:

– А ваше пророчество обо мне? Из-за него я потерял честное имя и надежду когда-нибудь обрести покой и счастье.

Не веря своим ушам, Исабель широко раскрыла глаза:

– Неужели? Не может быть!

– Может, миледи, и вы прекрасно знаете, что так оно и было.

– Нет, я ничего не знаю…

– Не притворяйтесь! – рявкнул он.

– Я и правда не знаю, потому что никогда не запоминаю своих видений. Боюсь, вам известно гораздо больше, чем мне.

Линдсей с сомнением хмыкнул:

– Признайтесь, кто подучил вас распустить слухи о своих якобы видениях про меня и Уоллеса?

– Про Уоллеса… – Исабель запнулась. Так вот о каком пророчестве идет речь! Увы, она давно пыталась, но так и не смогла его вспомнить. – Никто меня не подучил, видения и слова сами собой возникают у меня в голове, – объяснила она.

– Вы хоть представляете, какой вред мне нанесли ваши россказни? – прорычал он, и в его грозовых глазах засверкали молнии.

– Поверьте, у меня не было злого умысла, – Исабель посмотрела на него с искренним сожалением: ей было больно при мысли, что Линдсей пострадал из-за нее. – Мне очень жаль, если мои слова вам повредили. Я бы хотела, чтобы мои пророчества не вредили, а помогали людям.

– Для меня это слабое утешение, – процедил сквозь зубы горец и снова дернул поводья.

Расстроенная его словами, Исабель уже не сопротивлялась, и они в молчании тронулись в путь.

– Если Ральф действительно держит вашу родственницу против ее воли в Уайлдшоу, тогда вам тем более стоит отпустить меня к нему, – предложила девушка через некоторое время. – Я попрошу ее освободить, и мы оба без рискованной затеи с выкупом получим то, что нам нужно.

– Давайте больше не будем об этом, – бросил через плечо горец. – Подождем, пока вы отдохнете и успокоитесь.

– Да, вам легко говорить «успокоитесь»!

Он не ответил, и они продолжали путь в молчании, под мерный стук копыт размышляя каждый о своем. Вглядываясь в широкую спину Линдсея, его мускулистые руки и бедра, буйную гриву волос, отливавшую на солнце золотом, Исабель думала, что внутри этот человек, должно быть, железный.

Ей вспомнились его ласковые слова, теплые прикосновения, странное ощущение близости, возникшее между ними и почти сразу безвозвратно потерянное, и у нее больно сжалось сердце, как будто ее предал близкий человек.

– Я считала, что могу вам доверять, – проговорила она с горечью. – Какая ошибка!

– Вы не первая, от кого я это слышу, – бросил он через плечо и пустил свою лошадь в галоп. Жеребец Исабель рванулся вперед, и девушке пришлось ухватиться обеими руками за гриву, чтобы не упасть.

Она хотела крикнуть что-нибудь обидное в покачивающуюся впереди широкую спину, но, вконец измотанная напряжением последних часов, болью и страхом, не смогла произнести ни слова. Ее охватило оцепенение: безграничная усталость сковала тело, давила, тянула вниз, не позволяя не то что продолжать спор с Линдсеем, но даже думать.

Сколько времени так прошло, Исабель не знала. Она вообще перестала понимать, что происходит. Когда Джеймс остановился и молча протянул ей овсяную лепешку, вынутую из притороченного к поясу мешочка, девушка взяла ее и принялась жевать, даже не поблагодарив, не ощущая ни вкуса, ни запаха еды.

Ночь уже вступила в свои права, на темный небосклон поднялась луна, когда они выехали к реке, через которую был перекинут узкий деревянный мостик. Холодный влажный воздух и плеск воды, испещренной белыми гребешками бурунов, вывели девушку из оцепенения; она направила своего коня на мост. Перебравшись на другой берег, беглецы пересекли вересковую пустошь и оказались в густом лесу.

Под деревьями царил почти полный мрак, лишь слабые лучи ночного светила пробивались сквозь листву. Лесная тропинка была едва различима, но Линдсей, хоть и не мчался во весь опор, все равно ехал очень быстро, словно видел в темноте. «Наверное, он нашел бы эту тропку, даже если бы ослеп», – подумалось Исабель.

С каждой минутой ей становилось все хуже, она чувствовала, что больше не в силах ехать верхом и выносить жгучую боль, терзавшую ее тело.

Поскорее бы остановиться и отдохнуть, чтобы кто-нибудь ласково обнял, приголубил, как когда-то, в детстве, делали мама и папа… Увы, их уже нет рядом, а Джеймс Линдсей, похоже, и пальцем ради нее не шевельнет…

Глаза Исабель наполнились слезами, она несколько раз смахивала их рукой, но они не уходили и в конце концов ручьями хлынули по щекам, а из груди несчастной пленницы исторгся страдальческий стон. Линдсей оглянулся, хотел что-то сказать, но передумал.