Аникушин, просмотрев документы, взятые им у капитана, передал их Алёхину, тот, в свою очередь, отдал ему удостоверение личности одного из офицеров, и проверка продолжалась.

– «Вильнюс… Лида… и прилегающие… районы…» – вслух прочёл Алёхин и, как бы не понимая, поднял глаза от командировочного предписания. – А в лесу вы чего, эта… делаете?

– Вы, верно, догадываетесь, что не развлекаемся, – улыбнулся капитан.

– Нет, не догадываемся, – с самым простецким лицом сказал Алёхин. – Что же, значит, делаете?

– Вы можете прочесть… Здесь всё указано. – Капитан ткнул пальцем в командировочное предписание. Алёхин снова уставился в бумагу.

– А где находится ва-аша-а ча-асть? – намеренно зевая и прикрывая рот ладонью, поинтересовался он.

– Должен заметить, товарищ капитан, что лес не самое подходящее место для подобных разговоров. И я полагаю…

– Отчего же?.. – удивился Алёхин. – Бдительность, она, конечно… Но мы офицеры комендатуры, и нам, значит, положено… А кроме нас, тут, понимаете, никого нет. – Как бы желая убедиться, что это действительно так, он огляделся по сторонам. – Кто же ещё может услышать?

– А в госпитале вы у кого лежали? – неожиданно спросил Аникушин у капитана, хотя смотрел в этот момент документы другого офицера.

– То есть как – у кого? – не понял капитан.

– В каком отделении?

– В третьей хирургии. У майора Лозовского… А вы что, знаете этот госпиталь?

– Немного.

– Он сейчас в Лиде, – сообщил капитан.

Аникушин согласно кивнул головой.

– Откуда вы теперь идёте? – продолжал Алёхин.

– Из Каменки, – ответил капитан.

– Куда?

– В настоящий момент… в Шиловичи.

– А дальше?

– В Лиду.

Ответы на последние вопросы не противоречили направлению движения проверяемых и давались без малейших задержек. Нежелание говорить, где находится их воинская часть, было объяснимо и объективно не вызывало подозрений.

Сосредоточенно шевеля губами, Алёхин продолжал читать документы.

Командировочное предписание, выданное 11 августа капитану Елатомцеву («…и с ним два офицера»), было безупречным. В набранной петитом подстрочной фразе: «(воинское звание, фамилия и инициалы командированного)» после слова «звание» вместо запятой стояла типографская точка, имелись в документе и другие особые знаки.

В графе «Пункт командировки» значилось: «Города Вильнюс, Лида и прилегающие районы»; в графе «Цель командировки» было указано неопределённо-стереотипное: «Выполнение задания командования». «Срок: с 11 по 20 августа». На обороте предписания имелись отметки вильнюсской и лидской этапно-заградительных комендатур.

Держались все трое спокойно, естественно, без какой-либо напряжённости в лицах. И все основные документы у них – не только командировочное предписание, но и удостоверения личности – были в совершенном порядке и полностью соответствовали действительным обстоятельствам.

Паша рассчитал всё с точностью до полуметра, и, зная по опыту, как это трудно, мысленно я ему аплодировал.

Они остановились прямо перед засадой, и я мог разглядеть всех троих – от бёдер и выше.

За плечами у старшего лейтенанта и лейтенанта были вещевые мешки, набитые, судя по округлым очертаниям, чем-то мягким, впрочем, это ещё ни о чём не говорило: рации обычно тоже обёртывают в плащ-палатки и в запасную пару белья.

У капитана было хорошее лицо – сильное, уверенное, но не наглое. И сам он был какой-то спокойный, несуетливый, уверенный – мне такие нравятся.

Второй, старший лейтенант, напомнил мне отчасти балаклавского амбала [52] – Башку, портового пьянчугу, который, подвыпив, брал глиняные кувшины за ручку и разбивал их о свою голову, к удовольствию таких же, как и он, придурков. Башка был, пожалуй, приземистее и выглядел, разумеется, иначе, но в лицах у них было немало схожего, и этого старшего лейтенанта я для себя тут же окрестил «амбалом».

Третий же, лейтенант, был по виду как из-под штампа – типичный молоденький командир взвода, какой-нибудь Эс Ка [53] , – я почему-то ещё подумал, что если они агенты, то он скорее всего – радист.

Кто они – это должен был теперь в считанные минуты без ошибки определить Паша. Я знал, что ему сейчас в сотни раз труднее, чем нам с Малышом, задача у него несравнимо сложнее, я отлично представлял себе всё его напряжение.

Проверяя и оценивая документы, он должен мысленно прокачать установочные данные всех троих и признаки их словесных портретов по тысячам розыскных ориентировок. При этом он обязан всё время фиксировать детали и оттенки их поведения, фиксировать игру вазомоторов и нервные реакции, чтобы тотчас уловить слабину, беспокойство и в случае чего подать нам условный сигнал. При этом от него требуется проверить и без ошибки оценить документы, фактуру, реквизит, все особые и удостоверительные знаки, а также степень соответствия содержания действительным обстоятельствам.