Чаттертон сменил направление поиска и покинул боевую рубку. Теперь он смотрел на зияющую пробоину субмарины. Он заплыл внутрь, затем прошел сквозь узкий круглый люк, через который члены команды переходили от центрального поста и офицерского кубрика к отсеку акустиков и радиорубке. Переборка, к которой крепился этот люк, была вырвана по левому борту, и Чаттертон понимал, что это произошло под воздействием чудовищной силы. Он подтягивался вперед буквально кончиками пальцев, избегая чащобы из погнутых труб, зазубренного металла и разорванных электрических кабелей, которые повсюду свисали со стен и с потолка. Вода внутри субмарины была спокойная, частицы редкие и неподвижные. Шпангоуты подводного судна, целые и хорошо различимые, аркой выгибались на скругленном потолке. Чаттертон, похоже, находился возле отсека акустиков и радиорубки, напротив центрального поста. Он продолжал двигаться вперед, проплывая по левой стороне сквозь один прямоугольный дверной проход, а по правой — сквозь другой, пока не попал в пространство, заполненное изогнутыми трубками, с потрескавшимся металлическим полом. Что-то пробудило его интуицию. Он порылся в своих чикагских воспоминаниях, фильмах, которые мысленно снял о разрушавшейся в его присутствии «U-505». «Тут может быть шкаф, — думал он, хотя теперь он может совсем и не походить на шкаф». Он отплыл влево и направил вперед луч света. Темная рыба с седыми бакенбардами ринулась прочь. Он замер и позволил глазам привыкнуть. Перед ним возник силуэт шкафа, словно из облака пара. Он по-прежнему не двигался. Из шкафа, похоже, высовывались ободки глубоких и мелких тарелок. Он поплыл вперед и потянулся к фарфору. Глубокие тарелки можно было достать. Он подносил их к лицу. Сверху они были белые с зеленой каймой. Снизу была черная маркировка: 1942 год. Над датой были орел и свастика — символы гитлеровского Третьего рейха.

В это же время Колер завершал свое второе погружение. Он подплыл к открытому люку внутри пробоины в боку субмарины, но к этому моменту Чаттертон поднял уже достаточно мути, чтобы ухудшить видимость, так что Колер не стал рисковать. Вместо этого он решился проникнуть в упавшую боевую рубку и нашел там кусок переговорной трубы, с помощью которой общались члены экипажа, но на ней не было надписи. Он сунул обломок трубы в сумку и начал подъем на поверхность.

Чаттертон проверил часы и увидел, что пора подниматься. Фут за футом он шел обратно по своим следам, покинул подлодку и нашел якорный канат. Поднимаясь, он неудержимо радовался: его планирование и домашняя работа приносили плоды. Он подарит Нэглу одну из этих тарелок. «Представляю, какое выражение лица будет у славного капитана», — подумал он.

Примерно целый час Чаттертон и Колер поднимались и проходили декомпрессию, не подозревая, что находятся поблизости друг от друга. На глубине 30 футов Чаттертон догнал Колера и остановился прямо под ним. Колер слегка наклонил голову, чтобы взглянуть на сумку Чаттертона. Колер не мог удержаться: он жил ради трофеев и был не в силах устоять перед видом набухшей сумки Чаттертона. Он отпустил якорный канат и приблизился к Чаттертону. Ныряльщики оказались лицом к лицу. Кремово-белое сияние фарфора, похоже, осветило океан вокруг Чаттертона. Лицо Колера побагровело, а сердце бешено забилось. У Чаттертона в сумке была сама история; он мог ощущать ее запах. Он потянулся к сумке.

Чаттертон убрал сумку в сторону и закрыл ее плечом от Колера. Оба ныряльщика напряглись всем телом. Глаза их встретились. Ни один не двигался, казалось, несколько минут. Им обоим не нравилось то, что олицетворял собой соперник. Да и нельзя трогать вещи другого парня. Но по мере того как Чаттертон вглядывался в глаза Колера, он увидел, что в них нет ничего зловещего: парню просто до смерти хотелось взглянуть на фарфор. Чаттертон, не спеша, отвел плечо, потом протянул Колеру сумку. Сквозь слой ила тот увидел орла и свастику, после чего разбушевался, крича сквозь регулятор: «Тебе удалось! Не могу поверить! У тебя получилось!» Целую минуту он танцевал, как дитя, обнимая сумку, крутясь, шлепая и толкая Чаттертона в руку, отворачиваясь и снова смотря на сумку, чтобы поверить в то, что он это все видит наяву. Ныряльщики нашли немецкую субмарину!

Чаттертон изо всех сил защищался от проявлений радости Колера, тем временем они достигли очередной декомпрессионной остановки. Немного позже на борту «Искателя» Нэгл держал тарелки и тупо повторял: «Вот черт… вот черт…» Другие ныряльщики хлопали Чаттертона по спине и снимали его с тарелками в руках на фото.

«Искатель» шел назад к берегу, и многие ныряльщики отправились в салон поспать, а Чаттертон и Колер сидели рядом на холодильнике. Поход привел Колера в восторг и удовлетворил за один день все его страсти: к военно-морской истории, подлодкам, исследованиям и трофеям. Он ощущал себя частью истории. Некоторое время он и Чаттертон обсуждали конструкцию субмарины, ее повреждения и открытые люки. Ни один из них не вспомнил об «Атлантических искателях кораблекрушений», о Белинде или о прошлом.