– Послушай, что было, то было, нет нужды сейчас махать кулаками после драки. Робби немножко вспылил и пострелял…

– Он был непредсказуем, опасен, и не соображал, что делает. – Несмотря на жаркий спор, Тим даже не повысил голоса – сдержанность, которую в нем ненавидела Дрей.

– Иногда люди совершают ошибки, – возбужденно сказал Роберт. – Что ни делай, как ни готовься, операция может выйти из-под контроля. Со всеми это случалось.

– Мы не можем позволять себе эмоции во время операций, – сказал Тим. – Не просчитанный по времени ход в пяти случаях из десяти означает смерть. Мы теряем элемент неожиданности, тактику, стратегию – все.

Митчелл наклонился вперед, его куртка туго натянулась, обозначив бицепсы:

– Я понимаю.

Тим перевел взгляд на Роберта:

– А он – нет.

Роберт приподнялся в своем кресле:

– Какие проблемы, Рэкли, твою мать? Мы убили урода! Вместо того чтобы выговаривать мне за то, что я вошел на две секунды раньше, почему бы тебе не сказать о том, чего мы добились? Подумай об извращенце, который больше не разгуливает по улицам, который никогда больше не будет высматривать на автобусной остановке чью-то сестру, мать, девушку!

Даже через стол Тим чувствовал исходящий от него запах алкоголя:

– Смысл не в том, чтобы просто убить. Ты это понимаешь? – Тим терпеливо ждал, глядя на Роберта.

Тим поймал себя на мысли о том, какой угол он бы выбрал для удара, если бы Роберт бросился на него через стол. Митчелл положил руку брату на плечо и мягко заставил его сесть на место.

Голос Роберта прозвучал так тихо, что его едва можно было расслышать:

– Конечно, я понимаю.

Тим уперся в него взглядом:

– Почему в лицо?

– Что?

– Ты выстрелил ему в лицо. Это выстрел на поражение. Ты должен целиться в основную массу тела. Если пистолет подпрыгнет, ты все равно попадешь в шею. Выстрел в грудь тоже эффективен, особенно в случае с крупным парнем.

Рейнер поднял брови, на его лице застыло то ли отвращение, то ли уважение.

– Ну, я выстрелил ублюдку в лицо. И как ты это прокомментируешь? – Щеки Роберта залил румянец, шея напряглась.

– Ты что, получаешь от этого удовольствие?

Роберт поднялся, но Митчелл снова дернул его вниз.

Он остался сидеть в кресле, гипнотизируя Тима взглядом, но Тим повернулся к Митчеллу:

– А что за редкие провода во взрывном устройстве?

– Чушь собачья. Я использую стандартный провод. По нему меня не смогут вычислить.

– Ну, кто-то в экспертном отделе узнал, что две казни связаны, и слил этот факт СМИ. Как они узнали? Наверняка по взрывчатке?

Митчелл съежился под взглядом Тима.

– Это был не обычный промышленный детонатор, да, Митчелл?

– Я не использую ничего промышленного, особенно для главного компонента. Не доверяю. Делаю все сам.

– В любом случае, кого это волнует? – воскликнул Роберт. – Это ни на что не влияет.

– Это волнует меня, потому что происходит то, чего мы не планировали. У нас нет права на ошибку!

Тим откинулся в кресле под сердитыми взглядами Мастерсонов:

– Митч взорвал дверь. А я первым зашел внутрь и спас твою задницу, когда ты три раза промахнулся и Дебуфьер швырял тебя, как мячик. – Лицо Роберта напряглось.

– Операциями руковожу я, – сказал Тим. – И я устанавливаю правила. Таковы условия. А поскольку ни один из вас и не подумал действовать по правилам, как насчет того, чтобы вы вообще не участвовали? Вас не должно быть на месте, когда будет нанесен удар.

– Давайте это обсудим, – сказал Рейнер. – Вы здесь не единоличный командир.

– Я не собираюсь ничего обсуждать. Либо будет так, либо я уйду.

Губы Рейнера сжались, ноздри дрожали от возмущения. Избалованный принц привык добиваться своего:

– Если вы уйдете, вы никогда не получите дело Кинделла. Вы никогда не узнаете, что случилось с Вирджинией.

Аненберг подняла на него потрясенный взгляд:

– Ради Бога, Уильям.

Тим почувствовал, что у него пылает лицо:

– Если вы полагаете, что я участвую в столь рискованном предприятии ради того, чтобы заглянуть в какую-то папку – пусть даже эта папка поможет разгадать тайну смерти моей дочери, – значит, вы меня недооценили. Я не позволю себя шантажировать.